Рассказы каменного века
Шрифт:
— Смотрите! Он уже ближе! — сказал Жеребенок с отметкой на спине.
Один из младших жеребят сделал беспокойное движение. Уг-Ломи присел на корточки и стал внимательно разглядывать лошадей. Немного погодя он был удовлетворен тем, что они не замышляли ни бегства, ни нападения. Он принялся раздумывать о том, как поступить дальше. Хотя он и не хотел убивать их, но с ним все же был его топор, так как охотничий инстинкт никогда не оставлял его. Но как можно было убить одно из этих грациозных созданий, этих больших прекрасных созданий!
Юдена, с боязливым восторгом следившая за ним из-под папоротникового прикрытия, скоро увидела, что он пополз на четвереньках и таким образом еще более
Уг-Ломи так же не знал, чего можно ожидать от лошадей, как и они от него. Этот их маневр привел его в замешательство. Он знал, что если бы он продолжал стоять на месте, олени или буйволы бросились бы на него с опущенными рогами. Юдена увидела, как он вскочил и быстро побежал к ней со своими папоротниками в руке.
Она тоже вскочила, а Уг-Ломи, подбежав, засмеялся, чтобы показать ей, что все это была простая шутка, что все это было заранее придумано им от начала до конца. Так окончилось это происшествие, но весь день он был очень задумчив.
На следующее утро вместо того, чтобы идти на охоту и доставать себе пропитание, Уг-Ломи снова принялся бродить около лошадей. Старшая Кобыла все еще была полна молчаливого презрения.
— Я думаю, он хочет чему-нибудь научиться у нас, — сказала она наконец и прибавила: — Ну и пусть.
На следующий день повторилось то же самое. Вожак Табуна решил, что маленькое существо с косматой гривой не замышляет против них ничего дурного. Но на самом деле Уг-Ломи был первым человеком, почувствовавшим странное очарование, которое мы испытываем при виде скачущей лошади даже и в наши дни. Он замышлял очень многое. Он восхищался ими. Несомненно, в нем были зачатки спортсмена, и ему хотелось подойти как можно ближе к этим прекрасным животным. Но к чувству восторга у него примешивалась и смутная идея о мясе… Только бы они подпустили его к себе! Но они всегда держались не ближе, чем на расстоянии пятидесяти ярдов. Когда он попытался сократить это расстояние, они с достоинством удалялись. Так же неожиданно и самопроизвольно, как мысль ослепить Анду, ему пришла в голову идея вскочить на спину одной из лошадей. Но, несмотря на то, что через некоторое время к нему присоединилась и Юдена, чтобы сделать маленькую облаву, из этого по-прежнему ничего не вышло.
Вдруг в один памятный для них день в голове Уг-Ломи блеснула новая мысль. Лошадь всегда смотрит вниз или по сторонам, но никогда не смотрит наверх. Ни одно животное не делает этого — у них слишком, много здравого смысла. Только фантазер, человек, бесполезно теряет время, смотря на небо. Уг-Ломи не делал из этого обстоятельства никаких философских выводов, но он видел, что это было так. И вот он, скучая, провел в ожидании целый день, сидя на вершине букового дерева, росшего на поле, пока Юдена ловила сеткою птиц. Обыкновенно в полуденный жар лошади отправлялись сюда в тень, но, как нарочно, в тот день небо было покрыто тучами, и они не пришли, несмотря на все старания Юдены подогнать их к этому месту.
Только два дня спустя исполнилось желание Уг-Ломи. Был жаркий день, и это подтверждало множество летавших мух. Около полудня лошади перестали щипать траву и собрались в тени дерева, прямо под Уг-Ломи. Они встали попарно у самого ствола, обмахиваясь хвостами.
Вожак табуна, по праву своих сильных копыт, ближе всех подошел к дереву.
Масса жестких волос хлестала его по лицу, попадала ему в глаза и рот, а под ним быстро проносился зеленый ковер широкого луга. Он видел перед собою большое лошадиное плечо и мускулы, быстро работавшие под кожей. Его руки обхватывали шею лошади, и он чувствовал только ритмичное колебание подбрасывавших его толчков.
В разгаре своей бешеной скачки он пронесся по лесу между стволами деревьев, попал в папоротники и снова на открытое пространство. Затем из-под быстрых лошадиных копыт брызгами полетели во все стороны целые потоки крупных и мелких голышей. Уг-Ломи почувствовал страшную усталость и головокружение, но он был не из тех, которые бросают начатое только потому, что чувствуют себя неудобно.
Не решаясь разжать свои руки, он все же старался устроиться половчее. Вместо шеи он ухватился за гриву, спустил по бокам ноги и, пододвинувшись назад, привел себя в сидячее положение на середине лошадиной спины. Это было рискованное дело, но он его выполнил и, в конце концов, прекрасно сидел верхом, правда немного нетвердо и задыхаясь, но все же избавленный от этих неприятных толчков по животу.
Разбежавшиеся мысли Уг-Ломи понемногу пришли в порядок. Ему все еще было страшно от этой бешеной скачки, но прежнее чувство ужаса стало сменяться каким-то восторженным настроением. Мимо него, ласкающий и мягкий, несся весенний воздух, ритм ударов копыт менялся, переходил из галопа в быструю рысь и обратно в галоп. Они уже скакали по цветущему лугу и по широкой прогалине, окаймленной с обеих сторон буковыми лесами и усеянной чудесными розовыми цветами, с мелькавшими тут и там серебристыми лужицами. Вдали синела долина — далеко, далеко. С каждой минутой его восторг увеличивался. Человек впервые ощутил прелесть верховой езды.
Потом они очутились на обширном пространстве с пестревшими по нему оленями, разбегавшимися во все стороны на их пути, и только пара шакалов, приняв Уг-Ломи за льва, поспешно кинулась вслед за ними. Даже увидев, что это был не лев, они все еще продолжали бежать из присущего им любопытства. Лошадь неслась все дальше и дальше, видя в этом бегстве единственное спасение, а следом за ней, навострив уши, бежали шакалы и обменивались на пути быстрыми замечаниями.
— Кто кого убивает? — спросил первый шакал.
— Он убивает лошадь, — ответил второй.
Они завыли, показывая, что не отстают, и лошадь ответила им тем же коротким ржанием, каким она в наши дни отвечает на шпоры.
Они неслись дальше, как маленький ураган среди тихого дня, заставляя взлетать испуганных птиц, поднимая мириады возмущенных навозных мух, обращая в бегство десятки застигнутых врасплох и старающихся укрыться зверьков, вдавливая в породившую их почву мирно растущие душистые цветы. Снова замелькали деревья, разлетелась брызгами вода, затем из-под самых копыт Главы Табуна выскочил заяц, и шакалы покинули их. Они снова очутились на открытой холмистой местности, на тех самых луговых пространствах, которые в наши дни лежат к северу от Эпсом-Стента.