Рассказы литературоведа

Верейский Орест Георгиевич

Он отслужил свой век, старый замок! В год, когда распродавалось имущество, окончилась в нем прежняя жизнь. Его разделили на квартирки и комнаты. Новые жильцы привезли с собой новые вещи. И только в проходных помещениях можно увидеть остатки былого: на подоконнике — мраморный бюст военного в немецких орденах, который никто не купил; на стене — старинную фарфоровую тарелку, под лестницей — выцветшую гравюру…

Много картин с аукциона приобрел владелец соседней виллы, господин Хоршер. Учитель ведет нас на виллу. Предупреждает: управляющий покажет нам только те вещи, которые висят на лестнице и украшают холл виллы. Самое

ценное заперто в комнатах. Как знать: может быть, туда и попало случайно какое-нибудь полотно Лермонтова?

Управляющий объясняет, что его хозяин живет в Испании, сюда приезжает раз в году, в день рождения покойной матери.

— Если прибудете двадцатого июля утром, вы сможете увидеть его и попасть в его комнаты. Писать ему надо в Мадрид, в ресторан Хоршера, самому господину Хоршеру.

Выходим. Выясняется, что господин Штренг пишет историю замка и населенного пункта Хохберг, изучил родословия, собрал обширный исторический материал, снимки со старых портретов. Если у нас есть время, он бы хотел отвести нас к себе — он живет отсюда в нескольких километрах.

…Сидим, попиваем рейнское вино, я проглядываю переписанные на машинке главы «Истории», посвященные Верещагиной-Хюгель, вношу какую-то незначительную поправку. В свою очередь получаю несколько уточнений относительно Верещагиной и ее немецкой родни.

Господин Штренг достает каталог вещей, продававшихся в замке Хохберг. В нем перечислены мебель, мрамор, ковры, фарфор… К сожалению, книги, картины, рисунки означены только суммарно, без указания названий и авторов. Господин Штренг готов согласиться со мной: вероятно, Верещагина получила в подарок от Лермонтова его роман «Герой нашего времени» и книгу стихов. А раз так, на них были надписи. В этом случае книги могли уйти прежде, чем на аукцион приехал профессор Винклер. Фирма, которая проводила аукцион, была в Штутгарте: это «Кунстаукционхауз» Пауля Хартмана. Каталог выпущен им. Но, кажется, эта фирма во время войны закрылась. Однако если в Штутгарте позвонить в аукционаты, то можно будет узнать, кто стал преемником Хартмана…

— Я думаю, вам придется приехать в ФРГ еще раз, — обращается ко мне Иванов.

— Если хотите, можете поручить это нам, — предлагает Кишилов.

— До скорой встречи! — говорит Виллем Штренг. — Желаю вам найти сокровища нашего замка все до единого!

История, начавшаяся в 1836 году, еще не окончена. За одним фактом открывается десять других. А раз так, будем надеяться, что верещагинские материалы еще не исчерпаны и мы еще вернемся в эти места.

ЧУДЕСА РАДИОTЕЛЕВИДЕНИЯ

Находка от находки

Командировка в Западную Германию завершена. Лермонтовские материалы, полученные от профессора Винклера, привезены в Москву. Рисунки и картина поступили в Литературный музей, автографы, как условлено, — в Рукописное отделение Библиотеки имени В. И. Ленина. Туда

же переданы на хранение фото с автографов, которые принадлежат господину фон Кёнигу. Мне предстоит сделать отчет о поездке — сперва в Министерстве культуры СССР, а потом и по телевидению.

…Сижу перед камерой в студии, поднимаю со столика лермонтовские реликвии одну за другой.

— Вот, — говорю, — акварельный автопортрет. Лермонтов изобразил себя в бурке, на фоне кавказских гор. Это подлинник. До сих пор мы видели только копию.

Показал — отложил.

— А это — неизвестная картина Лермонтова. Арба спускается к реке, волов удерживает погонщик в островерхой грузинской шапке. А тут притаились горцы…

Показал — и убрал. Поднимаю портрет Верещагиной:

— Это фото со старинной литографии, на которой изображена Александра Михайловна Верещагина… Ей принадлежали все эти вещи, отыскавшиеся в Федеративной Германии. Фото подарил нам ее правнук — доктор фон Кёниг.

Показал и отложил в сторону.

Могу ли я знать, что происходит в это время в Москве, на Кутузовском проспекте, 11?

Нет, не могу.

Почему?

Потому что мне телезрителей не показывают.

Между тем на Кутузовском разыгрывается напряженная сцена.

Сидящая у телевизора восемнадцатилетняя художница Наталья Константиновна Комова вскакивает, хватает телефонную трубку, звонит своей бабушке Инне Николаевне Солнцевой, по мужу Полянкер. Бабушка живет в другом районе Москвы.

— Ты телевизор смотришь?

— Смотрю.

— Фотографию видела?

— Видела.

— Так ведь это портрет совершенно такой же, как тот, что висит в твоей комнате!

— Да, я тоже удивляюсь, такой же!

— Ну, так я тебя поздравляю: это не твоя бабушка, а Александра Михайловна Верещагина. А ты откуда ее взяла, литографию?

— Я вынула ее из альбома.

— Какого альбома?

— Нашего, старого…

— А где этот старый альбом?

— Господи! Что же ты у меня спрашиваешь, когда он у вас, на Кутузовском! За зеркалом посмотри.

Девушка бросается к зеркалу и достает огромный альбом 30-х годов прошлого века. Начинает листать и…

Обнаруживает карандашный рисунок с подписью: «М. Лермонтов» — неизвестный портрет какой-то молодой женщины.

Рисунок Лермонтова в альбоме Солнцевых.

На другой день Наталья Комова и брат, постарше ее, скульптор Олег Константинович Комов, приезжают ко мне домой с альбомом и окантованной литографией, изображающей Верещагину. Невольная ошибка Инны Николаевны Солнцевой разъясняется.

Ее появление на свет вызвало трагические последствия — мать умерла. Услышав об этом, отец новорожденной застрелился. Инна Николаевна воспитывалась без родителей. Ей было известно, что бабушка, мать ее матери, родом из Франции. И, увидев в альбоме старинную литографию с пометой «Paris», она окантовала и повесила на стену. Теперь уже ясно — это не бабушка, не француженка, а Верещагина-Хюгель. Но Инна Николаевна привыкла видеть это изображение и расставаться с портретом не хочет. Дело ее!

Интересуюсь, нет ли чего-нибудь за окантовкой, на обороте.