Рассказы литературоведа

Верейский Орест Георгиевич

— Бабушка говорит, что нет, — отвечает Наташа Комова. — Но она давно не смотрела. Надо расколупать…

Повезли литографию «колупать» в Музей Пушкина.

Надписей нет.

Не менее интересен альбом, из которого вынута литография: стихи Пушкина, Веневитинова, Ростопчиной, Бенедиктова, французских поэтов: Ламартина, Гюго, Барбье… Списано чьей-то неизвестной рукою из книг. Но больше всего в этом альбоме Лермонтова. Есть рисунок с подписью Шан-Гирея, троюродного брата поэта, того самого, которого в 1838 году Лермонтов «таскает» за собою, по словам матери Верещагиной. На рисунке проставлен год: «1838». Кстати и портрет Верещагиной тоже 1838 года. Видимо, этого времени

и альбом.

Чей?

Это пока неизвестно. Надо установить.

На одном из листов имеется запись:

Я буду любить вечно. Буду помнить сердечно. А… (подпись неясная).

А строчкой ниже — очень размашисто:

Очень нужно. Мария Ловейко.

Прочитав эту отповедь, обиженный обожатель взял перо и вставил отрицательные частицы «не». Получилось:

Я не буду любить вечно, Не буду помнить сердечно.

И снова почерком Марии Ловейко приписано:

Да мне все равно, будете ли вы меня любить или нет.

В чужом альбоме никто не посмел бы заниматься такими писаниями. Очевидно, альбом и принадлежал этой Марии Ловейко.

Кто же она такая?

В одном из писем матери Верещагиной, посланном в Штутгарт из Петербурга в 1838 году, упоминается имя Ловейко и ласково: Машенька. Эта девушка живет у Столыпиных, которые переехали в Петербург. Комовы со своей стороны узнали, что Мария Ловейко — бабушка Инны Николаевны Солнцевой по отцу, жена владимирского помещика Ивана Солнцева. Им самим приходится прапрабабкой.

Итак, альбом прапрабабки. Комовы просят меня распорядиться им по своему усмотрению.

Я «усмотрел», что его хочет хранить музей села Лермонтово Пензенской области. Там он теперь и находится. И люди подолгу рассматривают этот рисунок, исполненный лермонтовской рукой.

Еще два

Но телевизоры не только в Москве. В Ленинграде передачу тоже смотрели…

Впрочем, прежде чем рассказать про главное, придется сказать и про то, что для дела совершенно не нужно. Как ни странно, но без этого ничего не получится!

Вскоре после той передачи по телевидению я собрался уезжать в Киев. Но перед этим должен был на один день слетать в Грузию.

В Москве, спускаясь по лестнице из квартиры, в которой живу, я запустил руку в распределитель для писем (он стоит на втором этаже, на площадке), сунул письма в карман и помчался во Внуково. Вечером выступал в Тбилиси, на другой день приезжаю в тбилисский аэропорт, чтобы отправиться в Киев.

Объявление: вылет откладывается.

Новое объявление: самолет, следующий рейсом Тбилиси — Ленинград, в Киеве посадку делать не будет. Пассажиров, купивших билеты до Ленинграда, просят пройти на посадку.

А я как же?

Протиснулся в кабинет к начальству. Узнал: сегодня я в Киев не попаду — нет погоды. А завтра — нет самолета. Может быть, послезавтра…

— Что же мне делать?

— Летите до Ленинграда. Попросите: вас перекинут оттуда на турбовинтовом или на обычном. А «ТУ» Киев не принимает давно.

Покупаю билет, лечу… Записная книжка с ленинградскими телефонами осталась в Москве. Попаду ли я завтра в Киев, не знаю. В тоске засовываю руку в карман, вытащил нераспечатанные конверты. Разрезаю: одно письмо ленинградское.

Пишет научный сотрудник Института физиологии Академии наук СССР Антонина Николаевна Знаменская:

«Когда вы снова попадете в наш город, приезжайте на Васильевский остров, Средний проспект, дом № 30, кв. 4. Хочу передать Вам альбом, в котором нашла стихотворения Лермонтова…»

Радоваться рано. Может быть, это «Бородино», переписанное рукой гимназиста. Но воображение уже заработало, и верится, что это — увлекательная находка.

Звоню из гостиницы, от швейцара.

— Довольно поздно уже, — отвечает приветливый голос. — Но если вы улетаете утром, то приезжайте, я жду…

Приехал. Альбом в коричневом сафьяновом переплете с золотыми цифрами «1839». Золотой обрез. Английская плотная бумага.

Альбом А. Н. Знаменской.

Стихи, вписанные поэтами Вяземским, Ростопчиной, стихи Александра Карамзина и…

Лермонтов! Два стихотворения! Его рукой! Одно — известное: «Любовь мертвеца». Другое — известное лишь отчасти:

Есть речи — значенье Темно иль ничтожно, Но им без волненья Внимать невозможно. Как полны их звуки Тоскою желанья, В них слезы разлуки, В них трепет свиданья…

«Есть речи — значенье…». Автограф Лермонтова.

Вот эти строфы, первые две, известны. А три строфы неизвестны — первый вариант этого прославленного стихотворения:

Надежды в них дышут, И жизнь в них играет… Их многие слышут, Один понимает. Лишь сердца родного Коснутся в день муки Волшебного слова Целебные звуки. Душа их с моленьем Как ангела встретит, И долгим биеньем Им сердце ответит. Лермонтов

Сейчас этот альбом в Пушкинском доме Академии наук СССР. История у него преинтересная. Принадлежал он, как удалось выяснить, молодой Марии Бартеневой, сестре замечательной русской певицы Прасковьи Бартеневой: Лермонтов встречался с ними в салоне Карамзиных. В 1917 году этот альбом принес продавать в антикварный магазин Дациаро на Невском проспекте господин, не назвавший своего имени, и купила альбом Александра Николаевна Малиновская. За ее племянника впоследствии вышла замуж Антонина Николаевна Знаменская. Но до того как он попал в руки Знаменской, его пришлось спасать из Воронежа в 1942 году…