Рассказы на ладони
Шрифт:
«Какие красивые!»- подумала Инэко. Жена Синода протянула гребень: «Купи его у меня». Она поднесла гребень к лицу Инэко, и тот вдруг ожил. Это оказалась змея. Маленькая змейка.
Послышался плеск воды, разговор прислуги. В дальнем конце дома была устроена кухня, служанки там мыли горный батат. «Смотри лучше, когда покупаешь! Эти клубни великоваты», — сказала одна из них. Другая ответила: «Надоела ты мне! Я хотела как лучше, больших купила, а ты на меня ещё ругаешься».
Тут Инэко открыла глаза. Во сне она как-то не задержала на том внимания, но сад там
«Их там было ровно двадцать штук», — твёрдо ответила Инэко.
В комнате возле гостиной собрались мужчины. Там были Канда, его младший брат и муж Инэко. Инэко казалось, что она слышала, о чём они говорят.
После того, как Инэко закончила свой рассказ, они с мужем некоторое время молчали.
«И как теперь эта Синода поживает?» — сказал муж. «Да, интересно».
Они не видели её целых двадцать пять лет. И уже двадцать лет прошло с тех пор, как умер сам Синода.
Муж Инэко и Синода были однокурсниками. Первая жена Синода училась классом старше Инэко и покровительствовала ей. Она и познакомила Инэко с её будущим мужем. Однако сам Синода развёлся быстро, потом снова женился. Поскольку Инэко с мужем знали обеих его жён, они стали звать первую жену Синода «его прежняя жена». Она исчезла из поля зрения Инэко почти сразу после развода. Синода умер всего через несколько лет после заключения второго брака.
Муж Инэко и Синода работали в одной и той же компании. Прежняя жена Синода устроила их туда через Канда.
До того, как она вышла за Синода, «прежняя жена» была влюблена в Канда. Но он не захотел на ней жениться, и потому ей пришлось выйти замуж за Синода. Жена Канда ничего об этом не знала. Как-то она сказала Инэко, что Синода обошёлся со своей женой жестоко.
Теперь Канда стал президентом компании, муж Инэко служил под его началом.
Инэко не пыталась разгадать свой сон. Но и забыть его тоже не могла.
[1950]
Яйца
Супруги захворали. Теперь их матрасы были постелены рядом. Обычно жена брала к себе в постель старшего внука. Поскольку мужу не нравились ранние пробуждения, он предпочитал спать отдельно.
Муж простудился по причине нелепой. В горах Хаконэ, в местечке Тоносава, у него была любимая гостиница, которая стояла на горячем источнике. Он ездил туда даже зимой. В этом году он поехал туда в начале февраля. На третий день он проснулся и подумал, что уже половина второго пополудни. И спешно отправился в баню. Когда вернулся обратно, заспанная горничная подбрасывала уголья в жаровню.
— Что это с вами сегодня случилось? Раненько поднялись!
— Что-то я твоих шуточек не понимаю.
— Сейчас ещё восьми нет. А встали вы в пять минут восьмого.
— Что ты говоришь? А, теперь сообразил! Эх, старость не радость — перепутал большую стрелку с маленькой, совсем слепой стал.
— Я у конторки сидела, шум услыхала, думала, может, вор какой в вашу комнату забрался.
На горничной была накидка поверх ночного белья.
— Извини уж, что поднял тебя так рано.
— Пустяки. Всё равно уже пора вставать. Ещё соснёте? Может, постелить?
— Даже и не знаю…
Он грел руки над жаровней с углями. Теперь он почувствовал, что хочет спать. Но холод бодрил его.
В то же утро он уехал из гостиницы. И простудился.
Причина, по которой заболела его жена, не была столь очевидной. Впрочем, свирепствовала эпидемия гриппа, так что, может быть, она просто заразилась. В любом случае, ко времени возвращения деда жена уже слегла.
Рассказ деда о том, как он перепутал большую стрелку с маленькой, имел у домашних большой успех. Его карманные часы переходили из рук в руки. Циферблат был довольно большим. Домашние пришли к выводу, что старческие заспанные глаза могут действительно совершить ошибку в предрассветной мгле, поскольку на концах у обеих стрелок красовались совершенно одинаковые кружочки. Произвели эксперимент — действительно, пять минут восьмого можно было принять за тридцать пять минут второго.
Младшая дочка сказала: «Папе нужны часы со светящимися стрелками».
У деда был жар, чувствовал он себя неважно. Ложась к жене, он сказал: «Вдвоём-то веселее».
— Выпей-ка лекарство, что мне доктор прописал. Тебе, наверное, такое же дадут.
На следующее утро жена спросила: «Ну, и как там в Хаконэ было?»
— Хорошо. Только холодно, — твёрдо ответил муж. — Ты ночью ужасно кашляла. Я даже проснулся. Стал горло прочищать, а ты так испугалась, прямо подпрыгнула. Мне даже страшно стало.
— Ничего не помню.
— Значит, спишь крепко.
— Нет, когда с мальчишкой ложусь, просыпаюсь чуть что.
— Нет, всё-таки это странно — подпрыгивать так в твоём-то возрасте.
— Неужели я так испугалась?
— Испугалась.
— Хоть и возраст, а это у меня женское. Если у тебя другой в постели, может и заснёшь, а вот потом…
— Другой? Я стал для тебя чужим? — дед горько усмехнулся. — Знаешь, там в Хаконэ, это, наверное, суббота была, в гостиницу заехала группа. После ужина они завалились спать в соседний номер. А гейша с ними была такая пьяная, язык еле ворочался. Так вот, она болтала по телефону со своей товаркой в другом номере, голос у неё такой визгливый был, ругались. Пьяная очень, слов толком не разобрать. Только слышу: «Снесу яйцо, обязательно снесу яйцо!» Сколько раз повторила. Смешно так сказала.
— Интересненько.
— Что тут интересненького? Визжала прямо.
— Вот ты и не выспался и встал в семь утра. Так?
— Дура, — дед зло засмеялся.
Послышались шаги. «Мама! — раздался голос младшей дочери. — Ты проснулась?»
— Да.
— А папа проснулся?
— Да, проснулся.
— Можно войти?
— Можно.
У их пятнадцатилетней дочери Акико было озабоченное лицо. Она села на пол со стороны матери.