Рассказы народного следователя
Шрифт:
– А блажил… – после паузы ответил цыган. – Заголодал я тады вконец. Кака родня цыгану милиция?
– Но ведь работал у Шаркунова?
Он, не ответив, стал рассказывать, как выбраться дальше.
– Дорогу я найду… Слушай, Ромка, бросай банду! Идем с нами – я тебе устрою амнистию…
– А не попутно нам, батенька! Я у Федор Иваныча в армии не последний… Сам сказывал: мой, грит, дитант!
Высморкавшись, он добавил хвастливым тоном, явно заученные слова:
– Хресьянска армия всех коммунистов изничтожит – тады мы с Федор Иванычем правильну
– А цыганам – воровать? Ну, что ж, Роман, бей меня! Вон у тебя обрез за пазухой. Огоньков за меня не меньше ведра отвалит… Вы люди богатые!
– Не страми! Цыган и на черствый кус памятливый! Уходите!
– Как же Огоньков тебя помиловал? Ведь, наверное, догадывался, что тупицынская роща – твоя работа?
– Я Федор Иваныча на себе три версты тащил. Раненого.
– Так… раскаялся?
– А не береди душеньку! – выкрикнул цыган. – Сказано – тикайте, покуль живы! Эва погода, непогодь! Мокрый я до нитки! Надо б вас приставить… Да ладно уж!
Он матюгнулся и, повернувшись спиной, стал спускаться с обрывчика, высвечивая фонарем ступеньки, вырытые в глинистой почве… Игорь вслед ему сказал прочувственно:
– Спасибо тебе, Роман! Большое спасибо!
Сделав два шага к берегу, я негромко позвал:
– Роман! Бросай свою сволочь. Идем с нами.
Спина – широкая, плотная, чуть раскачивающаяся и хорошо видимая на фоне воды, – ответила забористой матерщиной.
Я поднял маузер…
Ливнем хлеставший дождь прижал звук к земле, и ни лес, ни хуторские собаки на выстрел не откликнулись… Только Игорь жалобно охнул.
– Молчать! Иди возьми у него обрез и фонарь, я подержу под мушкой.
– Не… не могу!
Держа пистолет наготове, я спустился под яр, но необходимости во втором выстреле не было.
Утопив в реке фонарь, я снова поднялся к лесу и чуть не ощупью разыскал прижавшегося к сосне Игоря.
– Прекрати стучать зубами и возьми себя в руки. На, бери обрез и не отставай! Не знал, что ты такое дерьмо!
На рассвете мы добрели до Ракитина. Оказалось, что группа Шаркунова ночует здесь.
С немецкого хутора Шаркунов вернулся в Ракитино в три часа дня. Двор сельсовета заполнили конники. Стояли чем-то груженные подводы. Начальник милиции сыпал приказаниями:
– Чередниченку, Соколова, Прохорова положите под навес. Ты, Самойленко, добеги до сельпо, возьми у них временно брезентовый полог – накрыть надо. Раненых – в приемный покой! После перевязок – лекпома сюда! Грузы уложите получше, перевяжите веревками. Арестованных – запереть в бане!
Потом обратился ко мне:
– Ну… Все, следователь! Спасибо! Вот вам и лучший председатель сельсовета, Карл Карлыч Мейер! В кандидаты приняли! Два года, гад, оказывается, «станок» держал! Награбленного добра у него полны амбары!
– Арестовал ты его?
– Ну, еще таскать! Иуде – первая пуля!
– А «командарм»?
– Малость пострелял… И меня зацепил.
Он снял шапку. Голова была обвязана окровавленной
– Сколько наших?
– Трое. Раненых – пять…
– А тех?
– С твоим – тридцать семь… У цыгана полны карманы денег оказались. И кисет с золотом. Кольца, браслеты… Которых я живьем взял – говорят, что цыган у того на подхвате состоял… У Огонькова. Вроде – адъютант…
– Знаю. Оружия у него еще не было?
– Был в кармане наганишка… Отдам тебе. На память.
– Лучше кому-нибудь из партийцев безоружных.
– Вот так, товарищ следователь… Сейчас мои по лесу шарят. Может, подравняем до четырех десятков.
Он выхватил шашку из ножен, дважды погрузил покрытый ржаво-бурыми пятнами клинок в землю, обтер засверкавшую сталь полой шинели и, с треском бросив опять в ножны, поднялся по ступенькам крыльца.
– Пойдем протокол писать, товарищ следователь. Лыкову звонить. Пусть отзывает другие группы в райцентр… А все трое – семейные… Можно бы, конечно – гранатами в окна! Да ведь… бабы, ребятишки там. Пришлось бандюг наганами выкуривать да шашками.
К вечеру ко мне постучался Игорь. Он был бледен и в одном нижнем белье под тулупом.
– Вы где же отсутствуете весь день, товарищ секретарь?
– Я захворал. Лежал на печке в соседней избе… у сторожихи.
– Ну, иди, хворай дальше…
– Вы… Вы не так обо мне… про меня не так поняли.
– А как же еще? Позорно струсил!
– Нет, я не трус… только я не могу, когда… когда… в спину. Он же спас нас… А вы… в спину…
– А-а-а! Во-о-от в чем дело! А помнишь: «отводить за поскотину и расстреливать»?! Помнишь такой разговор? Трепач, болтун!!!
– Опять вы не так понимаете…
– Прекрасно я тебя понимаю! Мне сейчас некогда. Приходи к ужину. Да если придешь опять без штанов – выгоню! Иди, кисейная барышня…
Вечером приехал в Ракитино Дьяконов. Ужинали мы вчетвером.
– Ну, продолжим нашу беседу, товарищ секретарь, – сказал я. – Вот, товарищи, Игорь Желтовский, секретарь камеры народного следователя и сам будущий следователь, прокурор или чекист, считает, что я поступил неблагородно, выстрелив не в лоб, а в затылок бандита. Очевидно, нужно было предложить огоньковскому прихвостню рыцарский поединок. Дуэль на шпагах. Так, Игорь?
– Да нет, я не о том…
– Понимаю, понимаю! Он, дескать, «спас» нас… Значит, в благодарность за «спасение» – отпустить живым, чтобы распарывал животы коммунистам?
Игорь молчал. Шаркунов сосредоточенно сопел и расправлялся с похлебкой – только ложка мелькала. Дьяконов катал хлебный шарик…
Игорь спросил меня в упор:
– А вы мне на один вопрос ответите?
– Хоть на сто!
– Скажите… А если бы Ромка лицом к вам стоял – тогда как?
– Ишь ты! С больной головы на здоровую? Меня, значит, в трусы? Лицом ли, боком ли – безразлично. Я его еще на огородах хотел уничтожить, когда обрез за пазухой рассмотрел. Но задержал казнь до последнего разговора. Решил еще раз попробовать…