Рассказы ночной стражи

Олди Генри Лайон

– Меч.

– Что?!

– Меч, Рэйден-сан. Стальной меч. Вы слыхали о пробе меча?

– Нет, Сэки-сан.

Брови старшего дознавателя, седые не по годам, сошлись на переносице. В этом не было осуждения или раздражения, как нет их в снеге, налипшем на зонт. Что же здесь было? Беззлобная зависть пожилого мужчины, когда он глядит на юношу и завидует его святой наивности; зависть и сожаление о том, что время летит стрелой.

– Ну да, вы еще так молоды. Не смотрите на меня, как на святого, достигшего бессмертия, я тоже не застал те времена. Никто из ныне живущих не застал. Но я слышал от своего деда, что прежде, до того, как будда Амида осчастливил нас своим даром, самурай мог без причины зарубить крестьянина или бродягу. Просто так, чтобы опробовать на нем свой новый меч. Цудзигири, «смерть на перекрестке».

– Ваш почтенный дед пробовал свой меч таким образом?!

Мне было холодно. Стало жарко.

– Нет. Он тоже был слишком молод для этого. Но отец моего деда практиковал цудзигири, о чем не единожды рассказывал сыну. В нашей семье эта история передается из поколения в поколение. Вы спросите, уверен ли я в правдивости этой истории?

– Разве

я осмелился бы?

– На семейном алтаре хранится меч прадеда. На хвостовике клинка стоит число «пять». Это количество людей, убитых прадедом во время «смертей на перекрестке». Дед говорил, что мечи пробовали и на трупах, привязанных к столбу. Но разрубленные трупы и убитые люди по-разному отображались на мечах.

– Каонай – не люди!

Старший дознаватель одарил меня кривой ухмылкой:

– Да, я тоже полагаю, что наш убийца не станет украшать свой меч числом зарубленных безликих. Это, конечно, если у него есть меч и он его действительно пробует, не рискуя нарваться на фуккацу. Вашу версию про топор или нож мы не станем отметать. Сказать по правде, она выглядит разумнее, чем моя.

– Разрешите проверить?

– Каким образом?!

Я рассказал, каким. Господин Сэки задумался.

– Ну что же, – наконец произнес он. – В вашей идее есть здравый смысл. Считайте, что я разрешил. Между нами, Рэйден-сан… Никто в управе не хочет заниматься делом убитых каонай. Я и сам не хочу, но вынужден. Да, я могу приказать. Тем не менее, я уведомляю вас: лучше откажитесь сразу, если вам омерзительна вся эта история. Саботажа я не потерплю. В случае вашего отказа к вам не будет применено никакого наказания.

Я шагнул ближе:

– Кто займется этим делом в случае моего отказа?

– Я, – ответил Сэки Осаму. – Лично я.

– В таком случае я продолжу следствие по этому делу. И приложу все усилия, чтобы раскрыть его в кратчайшие сроки.

Он долго молчал.

– Благодарю вас, Рэйден-сан, – сказал господин Сэки. – Возьмите зонтик, вам далеко идти.

– А как же вы?

– У меня есть второй, в управе. Я вернусь за ним.

Он шагнул от ворот к зданию управы. И тут я отважился на дерзость:

– Прошу прощения, Сэки-сан! Если позволите, я бы хотел спросить о каонай. Зачем нам, дознавателям, нужны безликие слуги? Уверен, это знание помогло бы мне при расследовании.

Зонтик в руке потяжелел. Еще не слыша ответа, я уже понимал, каким он будет.

– Нет, Рэйден-сан. В деле об убийствах безликих это знание вам не понадобится. Вы молоды, а это знание сильно отягощает жизнь дознавателя. Еще больше оно отягощает отношения дознавателя со слугой. Вы узнаете правду, но позже. И поверьте, что я поступаю так из самых добрых побуждений.

И он добавил, прежде чем уйти:

– Существует большая вероятность того, что это знание вам не понадобится вообще никогда. Многие дознаватели так живут, Рэйден-сан. Имейте в виду: пока бога не тронешь, он не проклянет.

Я смотрел ему вслед. Хмурился, кусал губы. Взмахивал зонтиком. Наверное, сейчас я был очень похож на господина Сэки в начале нашего разговора.

Красные столбы ворот. Золоченый герб.

Карп и дракон.

Стражники не спешили выходить из тени.

4. «Записки на облаках», сделанные в разное время монахом Иссэном из Вакаикуса

Пьеса «Битва при Сэкигахаре» с успехом исполняется многими труппами Кабуки. Но только труппа под руководством уважаемого Тинкэна Гокути отважилась исполнить эту пьесу так, как написал ее я, недостойный инок – от начала до конца, включая финал. Остальные исполнители финал опускали, закрывая занавес на ликующей сцене битвы.

Я понимаю их. Когда возбуждение зрителей достигает предела, публику мало интересуют сомнения и двусмысленности. Поэтому я дважды и трижды благодарен уважаемому Тинкэну за его отвагу и преданность.

Позвольте развлечь вас финалом, опуская всю прочую пьесу. Недобрые чувства – позор для монаха, но пусть это будет моя маленькая месть всем тем, кто развлекал вас пьесой без финала.

Дух Кэннё:Я – дух инока Кэннё,чей жалкий прах развеян над морем.Рад был я спать в неведении,рад забыться в покое,оставить колесо рождений.Что же тревожит меня?Что возвращает в суетный мир?!Дух меча:Я – дух твоего меча,твоего верного меча,выкованного умельцем Мурамасойв стиле хира-дзукури,длиной в один сяку, один сун и еще два бу [7] .Я бы вспорол твой живот,Сочтя это за великую честь,да будда Амида помешал.Я покоюсь на алтаре Вакаикусарядом с твоей поминальной табличкой,ложной табличкой с детским именем.Я призвал тебя в мир живых,чтобы ты знал,чтобы ты видел,чтобы ты содрогнулся от величия битвы.Дух Кэннё:О, мой меч!Мой верный спутник,темная сторона моей души!Что за битва грядет,если духи следят за ней?Дух меча:При Сэкигахаре,жалкой деревне в горной долине,сошлись войска Токугавы Иэясу,чья доблесть пугает небеса,и молодого сёгуна Оды Нобукацу,наследника

грозного Оды Нобунаги,чей дух мне не удалось разбудить,так крепко он спит,умаявшись от битв и сражений,от смерти и воскресения, и снова смерти.Дух Кэннё (хлопает в ладоши):Я вижу!О, я вижу!Вот знамена красные и черные,стяги с гербами полководцев,вот холмы и речные берега.Дождь хлещет по самураям,пар идет от доспехов.Воины уподобились дождю,хлещут друг друга плетьми,кнутами и нагайками,Колотят друг друга палками,руками и ногами.Никто не хочет убить врага,отделить его голову от тела.Фуккацу!Славься, будда Амида!Должно быть, это последняя битва в истории.Дух меча:Должно быть, так.И я скорблю по былым временам,вспоминаю вкус крови.Твоя кровь была последней,какую я испробовал.Дух Кэннё:Да, я порезался, мой славный меч,порезался о твой клинок.Но скажи мне, кто победит,кто одержит верх в этой битве,сражении при Сэкигахаре?Дух меча:Ха! Кто бы спрашивал?Я – дух твоего меча,твоего верного меча,выкованного умельцем Мурамасой.Все мечи Мурамасы таили злость,таили лютый гнев,несли проклятье роду Токугавы!Моим братом порезался князь Иэясу,мятежный князь, восставший на сёгуна,один раз порезался и второй.Моим братом был убит дед Иэясу,моим братом отсекли голову сыну Иэясу,мой брат тяжко ранил отца Иэясу,жаль, что не убил.В ответ князь Токугава объявил охоту,облаву на «тысячу братьев»,детей кузнеца Мурамасы.Собирал нас по всей провинции,ломал, щербил, терзал ржавчиной,обломки швырял в воду,зарывал в землю,топтал ногами.Проклятье роду Токугавы!Искал он меня, да не знал,где я прячусь.Я разбудил тебя, последний мой господин,воззвал к твоему духу,чтобы вместе с тобой насладиться,вкусить позор Токугавы Иэясу.Гляди!Увидим его поражение,сокрушенные его колени,сломанные его локти,преклоненную его голову.

7

Плоский клинок без ребра жесткости, длиной в 34 см.

На сцену вбегает воин Миямото Мусаси.

Миямото Мусаси:Я – самурай из деревни Миямото,бился я за сёгуна против мятежника,махал деревянными мечами,ломал руки и ноги врагов.Победа!Великая победа!

Делает круг по сцене, удаляется.

Дух Кэннё:Каждый проклят по-своему,у каждого свои страдания.Я порезался тобой, мой верный меч,пролил кровь перед буддой Амидой.Не было мне покоя при жизни,нет и после смерти.Зачем ты разбудил меня, о меч?Зачем призвал?Что за радость смотреть на битву,что за радость знать победителя,знать побежденного?И впрямь демон живет в тебе,о меч, буйный мой меч!Дух меча:Спи, господин!Спи, святой бодисаттва!Не призову я тебя больше.Засну и я,буду спать долго, вечно,пока не умрет демон, обитатель клинка,пока не кончится память.

Глава третья. Два меча и двое отшельников

1. «У меня нет лица»

– Никуда ночью не выходи, понял?

– Да, господин. А по нужде?

– Я имею в виду, не выходи со двора. И вообще, если выходишь в город, всегда надевай служебную маску. Утром, днем, вечером: все равно.

– Я всегда надеваю ее, когда сопровождаю вас.

– Надевай, даже если не сопровождаешь. Никаких тряпок, только маска.

– Да, господин.