Рассказы о лорде Питере

Сэйерс Дороти Ли

Мне нет нужды морочить вам голову, сэр, описывая все дома, в которых мы побывали. Мы не пропустили ни одного, от номера 2 до номера 16, и ни в одном не оказалось такого холла, какой увидели мы с тем незнакомцем через щелку для писем. Никто из жильцов не смог нам помочь. Понимаете, сэр, хоть рассказ мой занял немало времени, на самом деле все произошло очень быстро: крики раздавались всего-то несколько секунд, и не успели они утихнуть, как мы с тем типом уже стояли у дверей. Мы тут же принялись шуметь и барабанить в дверь, а потом прилипли к щелке. Я рассматривал холл секунд пятнадцать, а когда обернулся, то увидел, как этот тип улепетывает по улице. Я пустился за ним вдогонку, дуя что было мочи в свисток. Все вместе заняло не больше минуты — ну, от силы минуты полторы. Только и всего.

Так все и было, сэр; обойдя все дома на Мерримен’з-энд, я не знал, куда девать глаза, а тут еще Уитерс со своим придирчивым взглядом. «Берт, — сказал

он, — по-твоему, это смешно? Коли так, то тебе место в сумасшедшем доме, а не в полиции». Я как можно убедительнее повторил ему всю историю, присовокупив, что если бы нам удалось сцапать того, в шарфе, он бы подтвердил, что видел то же, что и я. «И вообще, — неужели ты считаешь, что я стал бы рисковать местом, разыгрывая такую дурацкую комедию?» «То-то и оно, — согласился он. — Если бы я не знал, что ты парень вполне рассудительный, то решил бы, что у тебя начались галлюцинации». «Вот еще, — говорю, — я видел труп с торчащим из горла ножом, этого с меня достаточно. Жуткое зрелище; весь пол вокруг был забрызган кровью». «А вдруг, — не унимается он, — он на самом деле не был мертв, и они успели его выпроводить?» «И до неузнаваемости изменить внутренность дома?» — вторю я ему. «А ты уверен насчет дома? — спрашивает Уитерс подозрительно. — Вдруг у тебя просто разыгралось воображение, вот ты и толкуешь об обнаженных женщинах и всякой всячине?» Представляете? «Ничего у меня не разыгралось, — ответил я. — На этой улице что-то нечисто, и я обязательно докопаюсь, в чем тут дело, пускай нам придется прочесать в поисках парня в шарфе весь Лондон». «Верно, — говорит Уитерс язвительным голосом, — какая жалость, что он ни с того ни с сего удрал». «Не станешь же ты утверждать, — обиделся я, — что и он мне пригрезился? Ведь его, на мое счастье, видела и та девушка. Иначе ты вообще поставил бы на мне крест». «В общем, — заключил он, — не знаю, как тебе быть. Позвони-ка лучше в участок и спроси, как действовать».

Так я и сделал. Сержант Джонс сам прибыл на место, внимательно выслушал нас обоих и медленно прошел всю улицу, от начала до конца. Вернувшись, он сказал мне: «А теперь, Берт, опишите-ка мне еще раз этот холл, да поподробнее». Я расписал ему все донельзя подробно, вот как вам. «Вы уверены, что слева от лестницы была комната с сервированным столом, а справа — еще одна комната, с картинами?» — спрашивает он. «Так точно, господин сержант, — отвечаю, — уверен». «Ага!» — воскликнул Уитерс таким тоном, словно хотел сказать: «Вот ты и попался!» «Возьмите глаза в руки, Берт, — говорит сержант, — и взгляните хорошенько на эти дома. Разве вы не видите, что ни в одном из них не может быть комнат по обеим сторонам от холла? Посмотрите на окна, простофиля!»

Лорд Питер вылил в фужеры остатки шампанского.

— Сказать по правде, сэр, — продолжал полисмен, — я чувствовал себя дурак дураком. Как же я умудрился не заметить такой простой вещи! Уитерс-то сразу смекнул, что к чему, поэтому и решил, что я то ли выпил, то ли вообще спятил. Но я упорно стоял на своем: что видел, то видел. Вдруг какие-нибудь два дома соединяются между собой изнутри? Вообще-то и это предположение не сработало: ведь мы побывали во всех домах и нигде не обнаружили ничего похожего — никаких потайных дверей, о которых любят писать в рассказиках. «Уж по крайней мере крики мне не послышались, — говорю я сержанту. — Ведь их слышал не только я. Спросите жильцов, они подтвердят». «Ладно, Берт, — уступил сержант, — даю вам последний шанс». Сказав так, он снова постучался в дверь дома 12 — хозяина дома 14 он не хотел больше беспокоить. На этот раз к нам вышел сын — очень приятный джентльмен, никакой не повеса. Верно, говорит, я слышал крики; отец слышал их тоже. «Дом 14, это там. Хозяин дома 14 — весьма странный господин. Не удивлюсь, если он поколачивает своего беднягу-слугу. Сами понимаете, англичанин за границей... Аванпост Империи и все такое прочее... Они там скоры на расправу, да и карри, которое они привыкли смаковать, плохо действует на печень». Я хотел было снова заняться домом 14, но сержант к этому времени совсем потерял терпение: «Вы отлично знаете, — повысил он голос, — что дом 14 тут ни при чем. Если хотите знать мое мнение, Берт, то вы либо пьяны, либо попросту рехнулись. Шли бы вы прямиком домой! Протрезвеете — тогда и поговорим. Посмотрим, что вы тогда скажете».

Я пытался возражать, только от этого уже не было проку. Сержант отправился восвояси, Уитерс тоже возвратился на свой участок. Я потоптался на месте, дождался, пока меня сменит Джессоп, и был таков. Тут я и встретил вас, сэр.

Только я вовсе не пьян! Во всяком случае, не был пьян. Сейчас-то у меня в голове все поплыло... Надо думать, эта штука на самом деле покрепче, чем кажется на вкус. Но тогда я был трезв. И с мозгами у меня все в порядке — в этом я ни капельки не сомневаюсь. Какое-то наваждение, сэр, прямо наваждение! Наверное, в одном из этих

домов несколько лет назад произошло убийство, вот я все это и увидел. Должно быть, из-за убийства они сменили нумерацию домов — я слыхал, что иногда так делается; а в ночь, когда исполняется годовщина убийства, дом принимает прежний вид. Но я-то тут при чем? На мне теперь пятно... Куда это годится, если какие-то привидения станут устраивать приличным людям неприятности? Уверен, сэр, что вы согласитесь со мной!

Рассказ полисмена занял немало времени; стрелки дедушкиных часов показывали уже четыре часа пятнадцать минут. Питер Уимзи благосклонно поглядывал на ночного собеседника, который успел вызвать у него симпатии. К тому же он опьянел сильнее, чем полисмен, поскольку пропустил пятичасовой чай и совершенно не хотел есть в ужин. Однако алкоголь вовсе не затуманил его мозг, а лишь повысил возбудимость и разогнал сон.

— Когда вы рассматривали помещение через щелку для писем, вам был виден потолок или люстра?

— Нет, сэр, мне мешал язычок. Только влево, вправо и вперед, но не кверху и не вблизи.

— Когда вы смотрели на дом снаружи, то свет проникал в дом только через окошко над дверью. Однако в щелку вы увидели освещенные комнаты — и справа, и слева, и в глубине?

— Верно, сэр.

— Есть ли у этих домов задние двери?

— Есть, сэр. Если свернуть с Мерримен’з-энд направо, то можно пройти проулком, который приведет к задним дверям.

— Как я погляжу, у вас отличная зрительная память! Посмотрим, как обстоит дело с другими видами памяти. К примеру, не ответите ли вы мне, пахло ли в каком-нибудь из домов, которые вы посетили этой ночью, чем-нибудь необычным? Особенно в домах 10, 12 и 14?

— Пахло, сэр? — Полисмен зажмурился, стараясь припомнить. — Кажется, да, сэр. В доме 10, где живут две старушки. Такой странный запах... Как бы это получше выразиться... Не лаванда, а что-то такое, чем пользуются старушки — розовые лепестки, что ли... Сухие духи — вот что это такое! Сухие духи! Что до дома 12... Нет, ничем особенным там не пахло, разве что я, помнится, подумал, что в доме, видать, прилежные слуги, хотя они не попались нам на глаза. Пол и стены там начищены до такого блеска, что в них можно увидеть свое отражение. Воск и скипидар, сказал я себе. И еще работа до седьмого пота. В общем, чистый дом, и пахло там чистотой. Другое дело — дом 14... Тамошний запах мне совсем не понравился: какой-то удушливый, словно негр обкуривал благовониями своих идолов. Не выношу негров!

— Так, так! — произнес Питер. — Очень любопытно! — Сложив вместе пальцы, он задал последний вопрос: — Вы когда-нибудь бывали в Национальной Галерее?

— Нет, сэр, — удивленно ответствовал полисмен, — как будто не бывал.

— Очень характерно для Лондона, — сказал Питер. — Мы стоим позади всех остальных народов мира по части знания великих сокровищ, хранящихся в родном городе.

Итак, как правильнее поступить, чтобы застать их врасплох? Наведываться с визитом, пожалуй, рановато. С другой стороны, нет ничего лучше, чем добрый подвиг перед завтраком, да и с сержантом вам следует разобраться, не мешкая. Дайте подумать... Ага — вот как мы поступим! Переодевания вообще-то не в моем стиле, однако в эту ночь от заведенного порядка и так мало что осталось, поэтому одной экстравагантностью меньше, одной больше — какая разница? Подождите, пока я приму ванну и переоденусь. Возможно, это займет какое-то время; однако являться к ним до шести было бы дурным тоном.

Мысль о ванне вызвала у него прилив энтузиазма, однако действительность принесла разочарование: при погружении в теплую воду его неожиданно охватила апатия. Шампанское утрачивало действие быстрее, чем ожидалось. Он с трудом встал из воды и включил для бодрости холодный душ. Теперь требовалось обдумать костюм. Он без труда отыскал серые фланелевые брюки, выглаженные, правда, более тщательно, чем это требовалось по роли, которую ему предстояло исполнить; оставалось надеяться, что это несоответствие пройдет незамеченным. С рубашкой возникло больше хлопот. У него имелась внушительная коллекция рубашек, однако все они были слишком скромными, как и подобает рубашкам истинного джентльмена. Он собрался было остановить выбор на белой рубашке с открытым спортивным воротом, но потом передумал и взялся за голубую, приобретенную в порядке эксперимента, признанного вскоре неудачным. Убедительнее всего на ней смотрелся бы красный галстук, однако такового у него на беду не обнаружилось. Поразмыслив, он припомнил, что как-то видел на супруге широкий галстук, в гамме которого доминировал оранжевый цвет. Это отвечало его планам; оставалось найти сей кричащий предмет. На ней он выглядел прилично, он же будет походить в нем на... Он перешел в соседнюю комнату и к своему удивлению нашел ее пустой. Его охватило сосущее чувство: пока он копается в ящиках жены, она, вознесенная на верхний этаж дома и зорко охраняемая там двумя сестрами милосердия, улыбается только что появившемуся на свет младенцу, из которого может вырасти невесть что...