Рассказы о М. И. Калинине
Шрифт:
И Калинин пожал бойцам руки.
Давнее прошлое
Два
Часто Калинин говаривал: «Нет друга — так ищи, а нашёл — береги. Без друга — сирота, а с другом — семьянин».
Вот таким верным другом был у него в молодости на Путиловском заводе быстрый, озорной парень с насмешливыми глазами, Ваня Кушников.
— Давай потягаемся на колышке,— тряхнув русыми кудрями, предложил как-то Ваня.
— Зачем?
— Хочу узнать — ты сильный?
— Так себе.
— А всё же…
Обоим было уже по двадцать. Тот и другой умелые токари-станочники, а побаловаться хотелось. Ростом Ваня Кушников вымахал, но тщедушен. Миша Калинин небольшой, зато в плечах и груди пошире. Взявшись за концы колышка и упёршись нога в ногу, потянули его каждый к себе.
— Чур, сразу не отпускать. Будет обман,— потребовал Калинин и ещё раз натужился, да так, что колышек затрещал.
— Сдаюсь,— утирая жаркую испарину со лба, объявил Ваня.— Ты сильнее. Если кто меня обидит, могу на тебя надеяться?
— Можешь,— ответил ему Миша.
Вскоре это произошло.
Ваню Кушникова обидел цеховой мастер, иностранец Гайдаш. Подкрался он к станку молодого токаря исподтишка и, раздувая тонкий нос, закричал:
— Надо работать, не моргать по сторонам! Железо не гнать в стружку! Масло не вода: грязь развёл!
— А зачем хорошо работать, если вы расценки снижаете? Из месяца в месяц заработки уменьшаете! — задрожав от обиды, ответил Ваня Кушников.
Мастер чуть не задохнулся от злости.
— Молчать! За ворота просишься?
От своего станка к ним поспешил подойти Калинин. Он сказал:
— Токари правду говорят. Снижаете расценки, вводите штрафы. К тому же мы люди, нужно достойное обращение…
Гайдаш скривил рот, прищурился, смерил того и другого презрительным взглядом и окрестил их:
— Два сапога — пара.
После гудка, когда рабочие толпой хлынули за ворота, миновав охрану, Миша спросил своего друга:
— Что это мастер к тебе пристаёт?
Кушников, на ходу застегнув короткий пиджак и надвинув на чуб серенькую кепку, оглянулся по сторонам.
— Подозревает, что я подпольщик, вот и мстит.
— А ты нет?
— Как другу, могу тебе открыться: немного есть. Помогаю старшим распространять листовки.
Кто-то в лёгкой обуви, выстукивая каблуками по панели, спеша прошёл мимо них.
Калинин сжал Ване локоть.
— Тсс… Я провожу тебя.
Они поднялись на пологое взгорье, обсаженное молодыми клёнами. Здесь жадно
До угла Огородного на Петергофском шоссе, где жил Кушников, близко.
В другой раз Ваня пошёл проводить Мишу до деревни Волынкино, где тот снимал у рабочего-текстильщика комнату. А в воскресенье друзья встретились на городской почте: тот и другой отправляли скопленные деньги своим родителям. Кушников — в Тулу, Калинин — в деревню Верхняя Троица.
И опять плечом к плечу и локоть к локтю бродили они весь вечер. Говорили о самом тайном и сокровенном, что их волновало.
— Хорошо разбираешься в житейских делах. Так бы и мне,— сказал Кушников, заглядывая в светлые глаза друга.
— Приходится.
— Если хочешь, могу тебя рекомендовать в тайный революционный кружок, который связан с «Союзом борьбы»?
— Давно ищу связей,— обрадовался Калинин.
— Про Ленина слыхал?
— Он же сослан в Сибирь…
— Кружки и «Союз борьбы» — его рук дело. А из Сибири Ленин должен скоро вернуться…
Прощаясь, Ваня Кушников посмеялся.
— А на колышке я с тобой тягался понарошку. Не надо нам быть очень серьёзными, а то приметят и проследят…
Миша Калинин удивился.
— Да, да. Это так,— убеждал Ваня друга.— А тебя, Миша, я сведу с одним умным человеком. Он подскажет, что нам надо делать, как жить…
Пичужник
Равного Путиловскому заводу в России в то время не было. Огромная армия рабочих с утра и до глубокой ночи трудилась в грохочущих цехах. Каждый делал своё: ковал или сверлил, нагревал или шлифовал, растачивал, полировал, красил, спускал, поднимал, откатывал.
— Вот ведь с полгода трёмся бок о бок, а один другого сразу не распознали,— сказал подметало — рабочий с ремешком вкруг седой головы.
Михаил Калинин задержался, переложил из руки в руку стальную болванку и подумал: «Наверное, это и есть тот самый рабочий, с которым мне советовал познакомиться Ваня Кушников».
— Новичок в токарном-то деле?
— Не очень,— ответил Калинин.— Два года на «Старом арсенале» работал.
— Вижу, ремесло это тебе по душе. Только вот характером норовист. Говорят, будто бы отказался жертвовать на постройку храма господня?
— Отказался.
— Может, ещё передумаешь?
— Нет, не передумаю. Церковь при заводе никому не нужна. Да и денег жалко.
— Другим-то, думаешь, своего заработка не жалко? Да жертвуют.
— Боятся администрации.
— А ты не боишься?