Рассказы о русском подвиге
Шрифт:
Пошел. Живее. Живее, давай!
Заторопится Федька — бух, и на спину.
Смеется Суворов.
Подымется мальчишка, отряхнет снег; закусит губу и опять за учение.
Упрямый Федька.
— Шаг левой! Шаг правой! — командует Суворов. — Пошел. Живее. Живее.
Давай!
Неделю мучился Федька. Падал. Шишки себе набил. Однако своего добился.
Держится на ногах крепко, хотя и бегает пока тихо.
Мчит впереди Суворов.
— Давай шибче! Давай шибче! —
Отстает Федька.
Прошла еще неделя. Мальчишка освоился. Не уступает теперь Суворову.
Прошла третья неделя, и Федька стал обгонять фельдмаршала. Обгонит:
— Давай шибче! Давай шибче! — кричит барину.
Напрягается Суворов изо всех сил, пыжится, однако обогнать Федьку уже не
может.
Все чаще и чаще к пруду стали собираться другие мальчишки. Сгрудятся,
смотрят, как фельдмаршал и Федька бегают. Весело им смотреть на Суворова,
радуются, что свой барина обгоняет. Смеются.
Обидно стало Суворову, стал отгонять он мальчишек. Отойдут те, а потом
незаметно снова к пруду приблизятся. Снова смеются. Злится Суворов.
— Пошли вон! — кричит на ребят.
Надоело это Суворову. Стал он тогда выбирать такое время, чтобы Федьки
поблизости не было. Видит — нет Федьки, схватит коньки, скорей на каток.
Пробежит по пруду круг-другой, смотрит — и Федька тут, словно из-под земли вырос.
И снова бегут ребята. Снова смеются.
Разозлился вконец Суворов, позвал управляющего:
— Знаешь мальчишку Федьку Ухова?
— Знаю, ваше сиятельство.
— Так отвези его во Владимир и продай, — приказал Суворов. — Чтоб духу
его тут не было!
Приказал Суворов, а потом передумал: все же понравился мальчишка своим
умельством фельдмаршалу.
Остался Федька в Ундоле.
Через три года Суворов снова вспомнил о мальчике и приказал управляющему
отдать его в ученики к железных дел мастеру.
Выучился Федька, вернулся в родную деревню и вскоре стал прославленным
мастером на всю округу.
БОБЫЛЬ
В селе Моровки-Шушки, что находилось в пензенских владениях графа
Суворова, жил бобыль Григорий Нектов.
Дома не имел, жены не имел, родных тоже. Побирался он по селу — чем кто
накормит, а то и вообще пропадал из Шушек, и где он скитался, толком никто
не знал.
А тут подошел набор крестьян в армию. Во времена Суворова солдатская
служба была долгой-предолгой — двадцать пять лет. Из семьи уходил работник надолго,
навечно. Вот и решили шушкинские мужики: чего же думать, пусть-ка Нектов
идет в рекруты1.
Суворов же страшно не любил отдавать своих крепостных в солдаты.
Невыгодно.
Суворов, вторую половину собирали сами крестьяне. Роптали мужики на денежные
поборы, однако мирились. А вот на этот раз решили: зачем же им тратить
лишние деньги, раз есть бобыль Гришка.
Стали мужики упрашивать старосту Ивана Агафонова, чтобы тот немедля же
написал о Гришке Суворову.
Поначалу Агафонов уперся: а ну как барин начнет ругаться? Потом
согласился: пользы же все равно никакой от Нектова. Принялся сочинять письмо. Писал
хитро. Начал с того, что в Шушках второй год неурожай, что крестьяне пришли
в скудность, денег на рекрута нет. Потом упомянул, что при покойном родителе
рекрутов не покупали и что, мол, менять порядок не стоит. А уже в самом конце
упомянул о Григории Нектове: мол, бобыль, делом не занят, бродяжничает, мол,
его и отдать в солдаты.
Ждут в Шушках ответа от Суворова. Вот и прибыл ответ. Взял староста
бумагу — в глазах потемнело.
«Рекрута немедля купить, — грозно писал Суворов. — И впредь покупать, иначе
быть вам розгами битыми». Далее в письме наказывалось, чтобы Нектову всем
миром «завести дом, ложку, плошку, скотину и все прочее» и чтобы помогать
Гришке до тех пор, пока хозяйство его не наладится. А в конце... «Раз Нектов до
сей поры бобыль, — писал Суворов, — то главный ответчик — староста Иван Ага-
1 Рекрут — молодой солдат.
фонов, а посему повелеваю оженить того бобыля на Агафоновой дочке Лукерье
и даю на тот случай сроку 15 ден».
— Бог ты мой, — вскричал Агафонов, — бобыля Гришку — да на моей Лукерье!
Прибежали крестьяне.
— Ну что, что там в письме, чего барин в нем пишет?
— Пошли вон! — заревел Агафонов. — Господи милый! За что покарал! За что
же Лукерью... — заскулил староста. — Все из-за вас, проклятое семя! — набросился
он на крестьян. — Сгною!.. Засеку!.. По миру пущу!..
Разбежались крестьяне.
Повздыхал, поохал староста Агафонов, да что же делать.
Знал он крутой нрав барина — оженил на пятнадцатый день Лукерью и
Гришку, завел им дом, ложку, плошку, скотину и все прочее.
И не стало с той поры в Шушках бобыля Гришки. А в солдаты ушел рекрут,
купленный за общий крестьянский счет, с приложением, как и полагалось,
суворовской половины.
КОМУ КАК У ГОСПОД ЖИВЕТСЯ
Как-то в воскресный день на ярмарке встретились крепостные разных господ.