Рассказы о веселых людях и хорошей погоде (илл. Медведев)
Шрифт:
— Вот они, субчики, — пихнув мальчишек к столу, сказал отец.
— Мы работаем, времени у нас мало, но мы стараемся, чтобы ты стал хорошим человеком, — начала Майя Петровна, — а ты… — Глаза у Майи Петровны были красные и нос тоже. — Слушай, Александр, — сказала она мужу, — я не верю… Не могу я в это поверить…
— Сознавайся, ты у матери деньги стянул?! — загремел Валеркин отец на всю комнату.
Майя Петровна поморщилась.
— Тише, тише, — сказала она. — Если
— Никто на нас не влияет! — горячо выкрикнул Валерий. — С Рэмкой мы с первого класса дружим, и никаких денег мы не брали, хоть режьте нас, хоть калёным железом!..
— Не кричи на родителей! — топнул ногой отец. — Ты ещё комар, букашка!
— Видишь ли, Валерий, — снова начала Майя Петровна, — нам сейчас рассказали странные вещи. — Она неуверенно потянулась рукой к столу.
Мальчишкам стало ужасно тоскливо. На столе возле вазы с тюльпанами лежали две маленькие чёрные гантели.
— Выворачивайте карманы! — скомандовал Валеркин отец.
Валерка и Рэмка подчинились. Они выложили на стол оставшиеся пятьдесят четыре копейки.
Майя Петровна глубоко вздохнула, поднялась с дивана и пошла в кухню.
Муж проводил её взглядом, горестно крякнул и подтолкнул мальчишек к дивану.
— Довёл мать, босяк… А ну, ложитесь!
Валерка лёг на диван, словно собрался вздремнуть, сунул в рот кулак и закрыл глаза.
— Меня вы пороть не имеете права! — запротестовал Рэмка. — Я не ваш сын… Мы ничего не сделали!
— Мой не мой, а ложись. Я тебя выдеру, твои же родители мне спасибо скажут. Ты думаешь, это приятное дело — вас, паршивцев, ремнём пороть?
Рэмка отскочил.
— Всё равно не дамся!
Валеркин отец подумал-подумал, потом вздохнул и, сняв ремень с брюк, нацелился Валерке по тому самому месту, в которое принято вкладывать основы морали и чести.
Валерка съёжился, засунул кулак поглубже в рот.
Рэмка вцепился в край стола.
— Обождите! — крикнул он. — Мы с Валеркой всё вместе делали, вместе и порите. — Он потеснил товарища на диване, засунул в рот кулак, на его манер, и промычал: — Нахиахи… (Начинайте.)
Вдвоём было спокойнее ждать, и ремень не казался страшным. Мальчишки потеснее прижались друг к другу, уставились в одно и то же пятнышко на диване и напрягли мускулы.
Но тут отворилась дверь. В комнату вбежала Майя Петровна с продуктовой сумкой.
— Подожди! — крикнула она мужу и, приподнявшись на цыпочки, зашептала: — Вот деньги, как это я их не заметила? Под газету завалились. — Она посмотрела на мальчишек с состраданием и спросила: — Вам больно, мальчики?
Отец отшвырнул
— Слушаешь всяких дур…
— Да, да, — бормотала Майя Петровна, — они нам всё расскажут… Пойдём в кухню.
Ребята спокойно сопели. Они думали о чудовищном предательстве, о боли, которую можно причинить без ремня, ножа и калёного железа.
Валерка вытащил изо рта кулак, проглотил что-то раз в пять побольше кулака, солоноватое и стыдное. Проглотил с трудом, с большим усилием, но, может быть, поэтому глаза у него стали сухими и твёрдыми.
— Тебе хорошо, Рэмка, — прошептал он. — Ну, выдрали бы — не привыкать. — Потом он положил руку на Рэмкино плечо. — Не стоящее это дело — любовь.
Рэмка по-прежнему смотрел на пятнышко.
— Ага, — печально прошептал он.
В комнате было тихо, только со двора доносился звук целлулоидного мяча: «Пинг-понг. Пинг-понг».
Здесь, на диване, друзья поклялись, что ни одни девчонка не затронет их сердец до самого гроба.
— Небо, земля. Сталь и честь. Мы сказали клятву. Хук.
Время говорит: пора
В шесть утра будильник вздрагивает, щёлкает слегка, словно барабанщик пробует палочки, и начинает выбивать дробь. За стенами просыпаются другие будильники.
Зовут будильники, торопят.
Люди сбрасывают одеяла, потягиваются, спешат на кухню к водопроводному крану.
В шесть часов встают взрослые. Это их время. Ребята могут спать сколько влезет. Наступило лето.
Ребят в квартире трое: Борька, по прозвищу Брысь, Володька Глухов и Женька Крупицын.
Борька вскочил сразу. Он всегда поднимался со взрослыми. Размахивая полотенцем, выбегал на кухню, но там уже хозяйничала ткачиха Марья Ильинична. Её чайник весело пускал пар к потолку. Другой сосед — фрезеровщик Крупицын — стоял около раковины, чистил зубы. Крупицын скосил на Борьку глаза, пожал плечами.
— Я же сразу встал с будильником, — сокрушённо признался Борька. — Я самым первым хотел.
Марья Ильинична добродушно усмехнулась:
— Поработаешь с наше, тогда и будешь вставать самым первым. Время у тебя в душе поселится.
Борька устроился у раковины. Он любил энергичный ритм утра и холодную воду спросонья. Но его гоняли всегда:
— Брысь!
— Пусти-ка…
— Дай лицо сполоснуть…
Борька огрызался:
— А я что, немытый должен? Мне тоже надо…