Рассказы о юных героях
Шрифт:
— Прямо сейчас, — ответил Батов. — Чтобы вернуться до вечера. Перекуси что-нибудь, и в дорогу. Тебя проводят.
Было раннее зимнее утро, ещё не рассвело. Где-то вдали выли волки, которых в лесах появилось великое множество. Волков с привычных мест прогнала война. Их истребляли и фашисты и партизаны. А Нина, когда её никто не провожал, шла на задание с заряженным пистолетом — на случай, если придётся защищаться от волков. На краю леса она прятала пистолет в дупло.
Из
Неожиданно прямо на неё вышла огромная собака. Нина сначала испугалась, приняв её за волка — шкура собаки была такой же тёмно-серой. Нина замерла. Пёс тоже напрягся, словно готовясь к прыжку. «А вдруг это всё-таки волк!» Пистолет, который ей выдал Батов, лежал в дупле у края леса. Да если бы он и был при ней, стрелять она всё равно бы не стала — на звук выстрела могли прибежать фашисты и схватить её. «Если волк, он бы напал сразу», — была следующая мысль.
— Собачка, собачка, пусти меня, миленькая, я своя, — проговорила ласково Нина.
Пёс в ответ тихо, но угрожающе зарычал. Нина сделал шаг в сторону, и пёс, оскалившись, зарычал громче.
Собак она боялась всегда. Раньше при встрече с ними словно каменела, с ужасом и трепетом пережидая, пока они принюхивались к ней, тыкаясь в ноги своими влажными носами. Но сейчас, на задании, когда от неё, быть может, зависела жизнь отряда, бояться было нельзя. Пересилив страх, она медленно, но уверенно сделала ещё шаг в сторону, а потом так же уверенно пошла к деревне.
Оглянувшись через несколько шагов, собаки она уже не увидела.
На деревенской улице немцев было немало. Судя по всему, здесь расположилась большая воинская часть. У ближнего дома двое солдат пилили бревно, положенное на козлы, а третий, неумело махая топором, пытался расколоть большую колоду. «Папа мой раскалывал такие одним ударом», — подумала Нина и вдруг почувствовала, что вот-вот расплачется. Только этого ещё не хватало! Справиться со слезами помогла внезапно обогнавшая её легковая машина, которая, проехав немного, остановилась около большого дома с железной крышей. Скорее всего, до войны это была школа, а теперь в ней, вероятно, расположился немецкий штаб, потому что офицер, выскочив из машины, быстро вошёл именно в этот дом. У другого дома, за плетнём, Нина заметила несколько металлических бочек, прикрытых брезентом. Здесь наверняка был склад горючего. Из открытых дверей следующего дома долетали запахи вкусной еды. «Офицерская столовая!» Только Нина подумала об этом, как на крыльцо вышел солдат с двумя курицами в руке и, держа их за лапы, стал ощипывать. Нина двинулась дальше. Мимо неё проехала ещё машина, на этот раз грузовая. Кузов её был аккуратно закрыт брезентом. Машина остановилась у одного из домов. Как ни старалась, Нина так и не смогла разглядеть, что за груз был в кузове.
И тогда она решилась — постучала в дверь дома, который стоял ближе всех к этой машине. В приоткрытую дверь выглянула старушка:
— Бабулечка, пустите, пожалуйста, погреться. Совсем замёрзла, — жалобным голосом произнесла Нина.
— Проходи, — чуть помедлив, отозвалась старушка. —
Нина вошла в сени, аккуратно сбив снег с валенок, и назвала в ответ два селения, расположенных с разных сторон от деревни Горы.
— Слыхала про такие, — кивнула старушка. — К родным идёшь, что ли?
— К тётке, маминой сестре.
— Ну-ну, сейчас все куда-нибудь идут. Моя внучка тоже, может, ко мне придёт… Кормить-то мне тебя нечем, не обессудь… Так что погрейся у печи да ступай дальше.
Едва старушка вышла в сени, Нина бросилась к окну. Машина стояла на прежнем месте. Из её кузова солдаты выгружали ящики — в таких обычно перевозили снаряды — и перетаскивали их в большой, построенный из свежих досок сарай. В приоткрытую дверь сарая виднелась какая-то труба.
«Да ведь это миномёт! — догадалась Нина. — А в ящиках, наверное, мины!»
Старушка, погромыхав чем-то в сенях, вошла в комнату и протянула Нине пряник:
— На вот, возьми. Ещё до войны куплен. Для внучки берегу. Затвердел, но ничего, понемногу сгрызёшь.
Нина, поблагодарив старушку, направилась к двери. Задание было выполнено — пора возвращаться в отряд.
— Ежели назад пойдёшь, заходи погреться, а то, может, и переночуешь, — предложила ей старушка на прощание. — У меня старик-учитель квартировал, так на прошлой неделе немцы его увезли в город на допросы. Боюсь, что уж и не вернётся. Теперь одна тут…
Недалеко от дороги, в лесу, её дожидались сопровождающие. Дальше, по своим же следам, они шли быстрее и вернулись в отряд, когда только-только стемнело.
— Ну, дочка, рассказывай! — сказал Батов и положил перед нею лист бумаги и карандаш.
Нина нарисовала расположение деревенских домов. Отметила немецкий штаб, занявший школу, дом, около которого в сарай переносили из машины мины.
— Здесь офицеры живут, — показала на плане она, — а вот здесь за забором бочки с бензином.
— Молодец, дочка! — нахваливал её Батов. — Иди поешь, часа три поспи, пока все соберутся, и выходим. Ты будешь при мне.
Ровно через три часа её разбудили. Отряд был готов. Все при оружии, на двух санях — пулемёты. Нина шла по уже знакомому пути. Где-то не так далеко снова выли волки. Стареющая луна, похожая на расплывшуюся букву «с», ярко освещала им путь.
— Ишь как светит, — с досадой проговорил Батов. — Но другой ночи ждать нельзя, немцы уже завтра могут выступить.
Партизаны старались двигаться бесшумно, но снег всё же предательски скрипел под их ногами. К концу пути Нина устала, но держалась стойко. Наконец они вышли из леса, и на холме показалась деревня. Свет горел лишь в одном окне. Дома были едва различимы, а потом, когда луну закрыла туча, и вовсе пропали.
— Где окно, там штаб, — сказала Нина.
Батов кивнул.
— Обходим с тыла. Каждая группа к своему объекту, — коротко отдал он приказы.
И партизаны быстро исчезли в темноте.
«Повезло, что луна не светит», — с радостью подумала Нина.
Вместе с Батовым они залегли между двумя пулемётчиками.
— Мне бы из пулемёта пострелять, — прошептала Нина с надеждой.
— Успеешь ещё, настреляешься, — будто бы строго ответил командир, но Нина почувствовала в его голосе улыбку.