Рассказы прошлого лета

Шим Эдуард Юрьевич

— Ну, уж, друг мой!..

— Молчи! И Андрюшка туда же… Знаешь, что он сказал? Хочу, мол, туда поступить, где легче выдвинуться, где проще карьеру сделать… Откуда он таких мыслей набрался?! Ветром занесло?

— Я его наставлял, согласно.

— Молчи! Небось от твоих наставлений он на стройку поехать не захотел. Жизни попробовать не жаждет!

— А ты полагаешь, что именно здесь — жизнь?

— Полагаю! Здесь мы настоящее дело делаем! Ты подумай только, старый… — отец нагибался к деду, хватал его за назидательно поднятый пальчик. — Люди начинают жить умно, светло,

красиво… И чем дальше, тем сильней тяга к прекрасному. Мало крахмальной сорочки и отдельной комнаты, надо, чтоб цветы по всему городу, птичьи песни, веселая зелень, солнце над соснами… Чтоб вышел ребенок в сад и погладил рукой живого оленя. Чтоб скворцы садились на плечи! Всю земную красоту возьмет человек в свой дом, понимаешь? И надо нам сберечь эту красоту, приумножить, пока не поздно…

— Но сам-то ты как живешь? Где твоя красота?!

— Будет, старый, будет! Сделаем… Дом починили, хозяйство наладили, теперь земли навезу, цветов насажаю, сад на этой гранитной шишке разобью, чтобы цвел, стервец, всем на удивленье!

И отец все сделал, о чем говорилось в эти вечера. Расчистил скалу, навозил хорошей почвы для огорода и цветника. Потом послал запрос насчет саженцев и начал долбить ямы на площадке будущего сада.

На старом пожарище землю не пришлось собирать. Она была уже сложена в кучи на берегу, — отец позаботился.

Андрей железным тазиком быстро натаскал землю в лодку и опять взялся за весло. Сумеречный туман уже опускался над озером, скрывал дальние хребты. Следовало спешить.

Андрей догреб до середины озера, когда ударила верховка.

Она внезапно свалилась с белков — снеговых вершин — и длинно, стремительно покатила по озеру, сминая в складки поверхность воды. Лодку подбросило, в уши Андрею хлестнул протяжный, стонущий свист.

Он усиливался, нарастал с каждой секундой. На гребнях забелела пена; гладкая, вспученная, пронизанная белыми жилами, вымахнула первая большая волна и саданулась в борт.

Андрей хотел развернуть грузную лодку — и не сумел. Взлетая и падая, медленно крутясь, закачались берега, наискось рушилось серое небо, наискось вставала стена воды, — лодка заплясала, как щепка в бурлящем котле… Андрей не смог даже как следует налечь на весло. Упала сверху волна, рукоять хрустнула, острый обломок весла проткнул пену и, ныряя, закрутился в брызгах.

На миг Андрей перестал соображать, — все было чересчур неожиданным и страшным.

Затем он увидел тазик, в котором носил с берега землю. Тазик лежал у носа лодки. На четвереньках, чуть не валясь за борт, Андрей пополз к нему, схватил и начал выгребать липкую, намокшую землю.

Крутая волна шибанула сзади, он вцепился в борта, сжался, а когда поднял голову, тазика в лодке уже не оказалось. Больше он ничего сделать не мог. Оставалось лежать и ждать.

Лодку заливало; раскисшая земля расступалась под коленями, как болотная топь, Андрей скорчился и замер не шевелясь…

Верховка набрала полную силу. Теперь она дула ровно, сплошным накатом. К ее свисту прибавился треск и грохот, — валились хилые деревья на берегу. Над озером летели

хвоя и желтые листья, казалось, что тайга горит.

Лодка вертелась тяжелее, едва вздымалась на гребни… И вдруг — показался берег.

Сквозь туман и брызги проглянул гранитный откос. Он был крут, а перед ним торчали из воды острые обломки скал. Белые космы пены мотались между ними, захлестывали и не могли захлестнуть верхушки камней.

Андрей понял, что теперь все кончено. Хоть лодка и не затонула, но ее вынесет к этим камням и разобьет. Ее просто размолотит в щепки.

Он тупо смотрел, как в разрывах тумана все резче и резче выступают скалы. Вот уже видны трещины, блестящие прожилки слюды. Виден мох, потемневший и набрякший от воды…

И вдруг сквозь свист и грохот Андрей различил человеческий голос. Поднял голову. Отец бежал по берегу, что-то крича и размахивая руками.

И внезапно Андрей представил себе, что сейчас видит отец. Отец видит залитую водой, тонущую лодку и его, Андрея, — жалкого, скрюченного, вжавшегося в склизкую грязь…

Сознавать это было до того невыносимо, что Андрей поднялся на колени, а затем встал в полный рост. Он не понимал, о чем кричит отец, но сам закричал тоже, переступая в чавкающей грязи и задирая кулак…

Лодка подошла почти вплотную к скалам. Впереди открылась узкая щель — проход, ведущий к самому берегу. Скользнула мысль: «Вот суметь бы повернуть лодку… войти в этот проход…» И сразу же Андрей сообразил, как надо поступить.

Он шагнул к борту и перекатился в воду. Тело сделалось неожиданно легким и словно бы маленьким, и держаться на волнах оказалось не трудно. Опустевшая лодка подпрыгнула, но Андрей ухватил ее за корму, направил в щель между камнями и что было силы пихнул вперед. Лодка проскочила, он еще успел услышать, как она чиркнула бортом о скалу.

Потом его накрыло волной, затянуло в коловерть. Оскальзываясь, обдирая пальцы, он все-таки выбрался на камень и увидел протянутую руку отца.

Они сидели на берегу, и отец обнимал Андрея за плечи и рывками прижимал к себе, словно боясь отпустить, и Андрей мокрым плечом чувствовал, как вздымается грудь у отца и сбивчиво стучит сердце.

Андрей пошевелился, снял с плеч отцовскую руку.

— Ты чего? — не понял отец.

— Ничего, — сказал Андрей. — Вспомнил про землю. Надо землю из лодки перетаскать, пока совсем не размыло. Там все-таки порядочно земли…

— Может, не стоит сейчас? Лучше потом, а?..

— Нет, — сказал Андрей. — Ты иди домой, а я все сделаю.

Ночь в конце месяца

1

Около трех пополуночи вдруг раздается, раскатываясь по казарме, голос дневального:

— Па-адъем!

От этого голоса вздрагиваешь и, еще не проснувшись, бессознательно скидываешь с себя одеяло. Голова сама отрывается от подушки.