Рассказы прошлого лета
Шрифт:
Дура-собака валялась поперек дорожки. Дрыхнула на боку, подтянув задние лапы к передним, похрапывала. Чистый младенец.
— Она не тронет, — сказал дед Борис, перешагивая через собаку.
— Я уже знаю.
— Привыкла, что к нам народ ходит. И всякому человеку радуется, тетеря.
— А как зовут?
— Да никак, — сказал дед. — Прибежала к нам осенью. Откуда — неизвестно. И на все имена отзывается.
Дед открыл калитку, а Веня еще раз оглянулся на непонятный сад. Начинались сумерки, и оттого цветные пятна были чуть приглушенными, очень
— А зачем народ ходит? — спросил Веня.
— Ну, вроде вас. Поглядеть.
— Экскурсии?
— И экскурсии, и просто люди. Теперь стали чаще ходить. Почти всякий день.
— А вы пробку не делаете?
— Пробку?!
— Ну, вот, из этого… — сказал Веня. — Из дерева. Феллодендрон который. Амурунзис.
— Амурензе.
— Ну, амурензе.
— Что ты, сынок. Зачем же.
— Ну да, — сказал Веня. — Я так и подумал. Карась под рубахой забился, затрещал плавниками в последней судороге. И затихнул, холодный и липкий. Веня поддернул штаны.
— До свидания, — сказал он.
— Приходи, — сказал дед Борис.
Веня отбежал за угол, оглянулся, вытащил из-за пазухи карася. Дохлый карась свернулся закорючкой, потерял свой золотой блеск и выглядел жалким. Не рыба, сикалявка болотная… Веня размахнулся и швырнул его в канаву.
А гроздь черных ягод Веня сначала не хотел выбрасывать. Он вообразил на минуту, что посадит эти ягоды, и на дворе, под окнами дома, вырастет дерево с мягким серым стволом и листьями, похожими на перья. Необыкновенное дерево. Амурский бархат. Родом из дальневосточной тайги, где тигры живут… «Что это?» — будут удивляться люди. «Ничего, — скажет Веня спокойно. — Пробковое дерево. Феллодендрон амурензе»…
Веня представил это, а после решил, что отец все равно не позволит. В Забелкинском саду декоративных деревьев не растет. Яблони есть, груши есть, вишни, сливы. Каждый клочок земли пользу приносит. Витамины дает. И не позволит отец сажать всякую ерунду, пробковые деревья какие-то… Веня подумал, подумал — и тоже швырнул черные ягоды в канаву. Ну их, в самом деле.
Он побежал домой и на железнодорожном переезде неожиданно встретил отца. В суконной шляпе, при галстуке, в чисто вымытых галошах отец шел в Буркинский клуб. Не развлекаться шел, а дежурить. Он трижды в неделю дежурит в клубе, наводит порядок на танцах, следит, чтобы все было, как положено.
— Ты откуда? — спросил отец подозрительно.
— Купался.
— Гляди, простуду схватишь. Вода холодная.
— Не… Пап, возьми в кино!
— Картина для взрослых, — сказал отец. — Нельзя тебе.
— Ну, пап!..
— Не положено.
Сколько его ни проси — не возьмет. И других мальчишек будет выгонять с сеанса. Уж такой непреклонный у него характер. Раз нельзя — значит, нельзя.
— Пап, — внезапно для самого себя спросил Веня. — Ты у деда Бориса бывал? У Бориса Ильича? Ну,
— У Синюхина? Бывал.
— Правда, у него весь сад для красоты посажен?
— Это кто тебе доложил?
— Ну, рассказывали.
— Пьяница твой Синюхин, — сказал отец. — Пьяница и спекулянт. А ты уши развесил.
— Да у него и спекулировать нечем, пап?
— Вот своей красотой и торгует. Цветами, луковицами. Нашел лазейку и пользуется. Элемент.
— А ты не врешь, пап?
— Но, но! Не забывайся! Мал еще, чтоб отцу не верить… Ступай домой, нечего здесь околачиваться. Кому сказано?!
Ну вот, все и стало понятным. Никаких чудес, оказывается, нет в саду деда Бориса. Растут цветы, и хозяин этими цветами торгует. Просто у него — свой товар. Кто везет на рынок яблоки, а кто — цветы. Продаст дед Борис малую толику красоты, выручит денежки, хлопнет вина стаканчик. Нормальное дело…
Эх, надо завтра рассказать ребятам, что дед ни фига не видит, что собака у него — дура набитая, что можно спокойно забраться в сад, цветов нарвать, каких угодно, и всех карасей выловить… Будет потеха!
Веня засвистел, сунул руки в карманы и пошел небрежной, залихватской походочкой. Все-таки Веня утрет нос мальчишкам. И Шурке Легошину утрет, и Сахе, и Кирееву Ильюшке, и всей прочей мелкоте. Будет потеха!
Он шел и старался радоваться, и делал веселое хулиганское лицо. Но радости отчего-то не получалось. Что-то мешало. Что-то не так было во всей этой истории… Не похож дед Борис на спекулянта, вот что. Веня сам видел, как дед экономит пятаки и гривенники. И не для торговли посажено пробковое дерево. И озеро игрушечное сделано не для торговли. Это каждому ясно!
Веня оглянулся еще раз, вдалеке, над пыльным в лишаях забором поднимался желтеющий в сумерках легкий кружевной купол. Феллодендрон амурензе. Пробковое дерево.
Веня побежал обратно за угол, спустился в канаву и стал искать ягоды, что недавно выкинул. Он их найдет, эти черные ягоды, и посадит, вот что. Пускай не на участке. Можно посадить у дороги, на краю лужка перед домом. А дерево все равно вырастет.
Веня осторожно брел по канаве, выворачивая ступни, чтоб не порезаться на битом стекле. Он раздвигал шуршащие метелки конского щавеля, отводил в сторону бурые лопухи в подтеках мазута. Воняло из канавы, несло гниющей костью и прелой бумагой. Хрупкая, ржавая колючая проволока торчала, полузасыпанная, старалась уколоть. А Веня, пригнувшись, упорно искал, искал…
Он чуть не пропустил, чуть не прозевал золотистое перышко, вдруг мелькнувшее среди травы. Оно показалось на миг, качнулось, исчезло… Что такое?! Веня раздвинул траву…
Маленькое пробковое дерево, с вершок ростом, пряталось под лопухами. Нет, Веня не ошибся! Действительно — пробковое дерево! Вот они, эти перышки, Веня узнал их!
Как оно умудрилось тут вырасти, на пустыре, в захламленной канаве, полной ржавых железяк, битых поллитровок, рваных калош и тряпья? Может, ветер занес подсохшую черную ягоду? Может, птица обронила?