Рассказы субару. 2 в 1
Шрифт:
Внезапно что-то изменилось: то ли его энергичные движения замедлились на полсекунды, то ли она просто ощутила электричество, исходящее от него. «Ну, совсем уже неудобно, нехорошо… как е быть? Так, а зачем, собственно? Почему я не могу расслабиться и позволить себе чувствовать…» – это была пoследняя мысль с ещё абсолютно ясной головой. Но она, - эта мысль, насчёт «позволить себе», – сдвинула что-то неведомое в нейронных связях, и током шибануло ее саму. Бред какой-то! Напряжение подскочило, внезапное желание накрыло «как выскакивает из переулка убийца с ножом, и поразило сразу обоих». Тех, кто ни за что бы не признался сейчас в этом даже самому себе, потому что бред… только
Изумленная, запоздалая мысль: «Хорошо, что пoд свитером ещё футболка, но он то этого не знал!» Секунды. («Не думай о секундах свысока» – очень хорошая песня. Секунды бывают важнее… долгих периодов.) Лихорадочная мысль: «Как теперь?!»
Движением ящерицы, отбрасывающей хвост, она исхитрилась вывернуться достаточно быстро, но без оскорбительной резкости; незаметно застегнула молнию.
– Вы… вас же ждут… на праздник, – прерывисто дыша.
– Да начнут без меня, фиг с ними, даже не заметят, – хрипло, ошалело… Махнул рукой.
– Но… меня ждет нянька, она на два часа всего… – «Ах ты умница, следующий ход конем: и правду сказала, и не обидно».
– х да… Конечно, нянька. Я забыл, - уже почти прежним голосом, явно восстанавливаясь (слава Богу, она не завизжала: «Что вы делаете!»; и сама хорошо вышла из ситуации, и его спасла).
– Спасибо вам! Я даже сам взбодрился, а то был весь сонный, усталый. Спасибо…
– Надо бежать…
– Конечно…
– Счастливо… Спасибо вам!
В автобусе она тихонько смеялась сама с собой. Ни о чём. Просто так. Просто город впервые перестал казаться чужим и равнодушным за последние пятнадцать лет…
ГЛАВ 3. КРЕЩНИ
Она была в растерянности; не знала, как себя вести. Эйфория схлынула. Стало нелoвко и непонятно. Чехарда эмоций. И все же… почти непроизвольно, как, наверное, любая женщина на ее месте, – никак не могла она в этот раз надеть футболку под свитер, несмотря на мороз, и белье выбрала самое красивое. Ну так просто. Это же приятно – надеть самое красивое. Пусть будет…
н встретил ее радушно, как всегда, но держался более отстраненно. Не напряженно, упаси Бог, - такое вообще не про него. Но – не допускал даже случайных прикосновений во время лечения.
…
– А там, глядишь, можно будет и пломбировать…
– Как пломбировать?! Уже? Куда же я тогда буду приходить?
– начало фразы вырвалось невольно, а конец она облекла в шутливую форму.
– Да я не о том… Нет, это ещё не скоро… Куда же я без вас, - не то задумчиво, не то просто схохмил по привычке. – Сейчас ещё пациент придёт. Ненадолго. Так что, – надо спешить сегодня, или всё-таки останетесь чаю выпить? Подождете?
– Останусь. Не хочу я сейчас домой. Тяжко.
– Что такое?
До сих пор она старалась избегать говорить о себе, но тут не выдержала. Собственно, острoта ситуации была временной, преходящей, - но тогда она ещё не знала этого, и все казалось безвыходным, невыносимым. На нее, и без того морально раздавленную, вдобавок ополчилась близкие, вместо столь необходимой поддержки. Впервые она пoчувствовала себя совсем одинокой.
***
(Давно это зрело. С каждым годом характер Того-Кто-Рядом становился мрачнее и тяжелее, всё чаще возникали истерики, скандалы на ровном месте, неожиданные для неё, – она зачастую понять не могла, в чем конкретно он хотел обвинить, выискивая в её простых, шутливых, даже нежных словах, смысл, который ей бы и в голову не пришёл. А затем вновь становился добрым и любящим, как в первые годы. й каждый раз хотелось верить, что
Другой женщины нет – он однолюб, и воспитан настолько строго, настолько сильны его принципы, что даже страшно порой. Просто для него мастерить что-нибудь, или изучать ядерную физику интереснее. Чем женщины вообще,- и она в том числе. Когда прошла первая влюбленность, – темперамент вылез наружу. Конечно, - тяёлая, физически и морально, работа, - тоже наложила отпечаток. Но он сам выбрал такую, не желая никакой другой.
Все праздники устраивала лишь она. Не только в смысле приготовления угощений и развлечений. Муж вообще не любил гостей, игр, выхода в общество. Участвовал, если она настаивала. С людьми, как правило, был вежлив и обхoдителен, но равнодушен. Предпочитал бесконечно мастерить различные полки и столики (зачастую никому не нужные), переделывая и совершенствуя их до того, что в итоге выбрасывал, – не заботясь о чистоте дома, одежды, тела. Самoе большое его желание – чтобы никто не трогал. (В итоге он добьется его исполнения, но почему-то окажется недоволен).
Собственный день pождения отмечать он не позволял. Не идти ведь против воли именинника? Лиля молча дарила подарки, готовила праздничную еду, - но праздника не было. Сейчас ему исполнялось пятьдесят. Она боялась ужасно, и правильно боялась. ё родня, привыкшая праздновать юбилеи, - будет названивать и поздравлять; спрашивать, много ли у них народу, идут ли в ресторан... Для него - конец света. Он старался ничем не выделять этот день, забыть о нем напрочь. Решил заняться нoвой люстрой. Заперся в спальне, откуда слышался грохот инструментов, ругань, крики.
Но никто не мог запретить телефонам звенеть. После поздравлений тещи, которые он выслушал, сжав зубы, - люстра полетела в стену, раздался вой. Лиля закрылась в комнате с дочкой, погромче включив мультики. Затем прокралась в спальню с чашкой воды и успокоительным, надеясь, что таблетки не полетят в неё.
Любящая тетушка тоже хотела поздравить зятя, передать мильон пожеланий от всех родных. Лиля, прикрыв рукой трубку, еле сдерживая слёзы, врала, что муж пришёл с суточного дежурства, и спит ещё, но, конечно! – она всё передаст, а вечером будут гости и веселье...
Сестра дозвонилась вечером, когда он уже успокоился. Но и с ней говорил резковато. Катя позвала к телефону Лилю, (нервы кoторой находились уже не на пределе, а за ним), сазала, смеясь: "Ну, мать, - я вам – вашей семье, – больше и звонить-то не буду!" Не ему сообщила, не имениннику, - а родной сестре.
Уложив дочь, Лиля вышла на улицу. Мела пурга, пронизывающий ветер леденил лицо и руки, осушая невольные слёзы. Телефон казался единственной связующей нитью с миром живых. Ходила, наматывая круги по дворам. Ветер уносил слова в сторону. Мама сочувствовала, но не преминула заметить, что, если бы у Катиного мужа был юбилей, их бы пригласили. Прозвучало упреком: Катя – нормальная дочь, а ты - нет.