Рассказы веера
Шрифт:
Можно лишь добавить, что эту черниговскую глушь украшало и великолепное здание церкви, построенной по чертежам Кваренги, коими петербургскими шедеврами мы любуемся по сию пору. В том же храме были четыре иконы, принадлежавшие кисти Ореста Кипренского.
...Несмотря на все прорухи, Клеопатра Ильинична с превеликой наивностью продолжала считать себя дельной хозяйкой и, как утверждали, самолично вела дела конторы по управлению «домом со львами» – ее последней надеждой хоть как-то свести концы с концами в своем бюджете. Но и этот первый пример домовладельческого бизнеса среди петербургской аристократии совершенно не оправдал себя.
Ссорясь
Князь тут же воспользовался предоставленной свободой. Как говорится, нет худа без добра: с оставшимися все еще немалыми средствами он устремился туда, где единственно и можно их потратить в свое удовольствие, – в Париж. Здесь ему предстояло провести несколько отнюдь не самых худших лет жизни.
Человеку размашистому, привыкшему обставлять свою жизнь по высшему разряду, Александру Яковлевичу были свойственны все сумасбродства и излишества исконно русского барина.
В 1821 году адрес роскошных апартаментов Лобанова-Ростовского становится известен во французской столице, и «весь Париж» у него обедает. Однако это лишь одна сторона медали.
В том же году Александр Яковлевич переводит на русский язык Евангелие от Матфея и молитвы, читаемые на Божественной литургии. Оба труда были напечатаны в одной из лучших типографий Парижа. Причем текст был набран особым шрифтом, придуманным самим князем.
За что бы ни брался этот, безусловно, разносторонне одаренный человек, все несло на себе печать особой элегантности, новизны и обширнейших знаний.
К примеру, Александру Яковлевичу, большому гурману и знатоку гастрономии, принадлежат два сборника разнообразных рецептов на французском языке – правда, они увидели свет без обозначения имени автора.
...С самого начала пребывания русского князя на берегах Сены просвещенные французы восприняли его не как прожигателя жизни, каких видели тут немало, а как человека, желающего трудиться с пользой не только для своего Отечества, но и для европейской культуры. Это не могло остаться незамеченным среди французской интеллектуальной элиты. За свои первые опубликованные труды, коллекционирование и описание разного рода документов, художественных находок, их атрибутирование Лобанов-Ростовский был избран членом парижского Общества библиофилов, в память чего получил специально выбитую медаль.
Между тем серьезные занятия, которые требовали сосредоточенности и уединения, мирно уживались с тем, что называлось «парижской жизнью». В апартаментах Лобанова-Ростовского можно было встретить представителей сословной элиты и богему, представленную самыми разными лицами: художников, поэтов, композиторов и, конечно, хорошеньких актрис – как же без них?
...Однажды князю пришла в голову мысль переместить всю эту шумную компанию подальше от столицы, начинавшей раздражать его своей сутолокой. Но куда? Перебрав пришедшие на память достойные места под Парижем, Александр Яковлевич вспомнил о замке французских королей – Фонтенбло. Кажется, это то, что надо, – Версаль просто юнец по сравнению с семисотлетним гнездом монархов благословенной Франции. Да и располагалось Фонтенбло всего-то в каких-нибудь сорока верстах от Парижа.
Отправившись поближе познакомиться с облюбованным
Бесчисленные залы замка хранили воспоминания о прежних хозяевах и законных женах, фаворитках, авантюристах, убийцах и мучениках. Окрестности же, в особенности огромный лес с пятисотлетними дубами, были полны зверья, озера изобиловали дикими утками и рыбой.
Теперь оставалось лишь договориться с хозяином всех этих прелестей – королем Франции Карлом X. Лобанов-Ростовский уже успел свести с ним знакомство и, вероятно, сделал ему настолько финансово выгодное предложение, что тот, говоря современным языком, не смог от него отказаться. Это неудивительно: много ли история знавала королей, которые не нуждались бы в средствах?
...Итак, Фонтенбло на оговоренных условиях – в дворцовых апартаментах князь мог жить, в лесах охотиться – поступил в полное его распоряжение. Весьма опрометчиво Александр Яковлевич сообщил об этом друзьям, родным и светским приятелям в России. Последствия не заставили себя ждать: из-за наплыва гостей громадное поместье с дворцом посередине очень скоро стало походить на Ноев ковчег – над приозерными зарослями раздавалась ружейная пальба, по полям с гиканьем носились всадники, гоняя зайцев, беседки и охотничьи домики не простаивали пустыми, давая приют влюбленным парочкам.
Парижане не отставали от соотечественников Лобанова-Ростовского, бросая якорь в Фонтенбло на недели и месяцы. Хозяин, страстный театрал и знакомец всех звезд подмостков, каждый вечер платил дань Мельпомене. «По окончании спектаклей в Париже, – читаем в сборнике биографий кавалергардов, где нашему герою отведено свое место, – многие артисты и артистки приезжали ужинать к Лобанову-Ростовскому в Фонтенбло». До зари не гасли ярко освещенные окна парадных залов. Часто случалось, что утром хозяина не могли отыскать, чтобы поблагодарить за гостеприимство.
Лишь самые близкие князю люди знали, сколь на самом деле далек он от этой праздничной круговерти: пикников, охотничьих забав и даже интрижек с прелестными премьершами театра «Варьете», которым щедро покровительствовал. Дамы из общества тоже не прочь были свести с ним тесное знакомство. Какие только нежные ручки не раскидывали перед Александром Яковлевичем своих сетей! Однако самое большее, чего они от него добивались, это недолгого свидания в красной спальне знаменитой Дианы де Пуатье, удивительной женщины, которая по возрасту годилась Генриху II в Матери и до самой смерти короля владела его сердцем.
Лобанов-Ростовский арендовал замок французских королей Фонтенбло так, как нынешние приезжие люди снимают для житья «двушку». Разница только в масштабах. Снимок, сделанный с высоты птичьего полета, наводит на мысль, что ни князь, ни его гости не страдали от тесноты.
Тем не менее прелестниц, желающих накоротке провести время с князем и в результате увезти из Фонтенбло на память какой-нибудь приятный сюрприз в бархатном футлярчике, было хоть отбавляй.