Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 24
Шрифт:
Спустя три часа Рейнолдс, который никак не мог заснуть, зашел в гостиную офицерского клуба. Несколько членов его команды закусывали и слушали радиопередачу о нашем воздушном налете на Россию. Рейнолдс даже слушать не стал — ну, разбомбят там Омск или Томск, Минск или Пинск — ему сегодня не до этого. Медленными глотками он пил молоко и думал о том, что никогда в жизни больше не прикоснется к кофе. К его столику подошел капитан Майклер.
— Вас вызывает генерал. Быстро!
— Чего это он?
— Я сказал — быстро! А где тут Бабуля Уилкинс… о, вот
— Та, что сидит рядом с миссис Уилкинс.
Майклер ввел их в кабинет Хэнби. Тот кивнул.
— Садитесь вон там. Вы, леди, тоже. Постарайтесь держаться в фокусе.
Рейнолдс обнаружил, что он находится как раз против экрана телевизора, на котором возникло изображение Президента. Выглядел Президент таким же усталым, каким чувствовал себя Рейнолдс, но все же улыбался.
— Вы доктор Рейнолдс?
— Да, мистер Президент.
— А эти дамы — миссис Уилкинс и миссис Смит?
— Да, сэр.
Президент тихо сказал:
— Вы трое и все ваши коллеги получите благодарность от имени республики. И мою личную — тоже. Но это подождет. Миссис Смит, бомбы еще есть, только они в России. Не может ли ваш удивительный дар обнаружить их там?
— Господи, откуда же мне знать… Можно попробовать…
— Миссис Уилкинс, а вы можете взорвать эти бомбы, хоть они и находятся от вас далеко?
Ко всеобщему удивлению, глаза Бабули блестели так же ярко, как обычно; она была оживлена в высшей степени.
— Мистер Президент!
— Сможете?
Взгляд Бабули устремился в неизвестные дали.
— А вы дайте нам с Дороти тихонькую комнатку подальше отсюда… да чайник с хорошей заваркой. Только чтоб чайник был побольше.
ВОДА ПРЕДНАЗНАЧАЕТСЯ ДЛЯ КУПАНИЯ
Ему казалось, что жара в долине сильнее обычного, но жарко здесь всегда. Долина Империал — это естественная парилка: она расположена на 250 футов ниже уровня моря, отделена от Тихого океана горами у Сан-Диего, а от Калифорнийского залива — возвышенностью на юге. На востоке между долиной и бурной рекой Колорадо стеной встали Шоколадные горы.
Он остановил машину у отеля «Барбара Уорт» в Эль-Сентро и вошел в бар.
— Шотландского.
Бармен налил ему стакан виски, а рядом поставил стакан с ледяной водой.
— Спасибо. Выпьете со мной?
— Не откажусь.
Посетитель отхлебнул виски, запил его глотком воды.
— Вот как раз нужное количество воды в нужном месте. У меня гидрофобия.
— Чего?
— Я не люблю воду. В детстве я чуть не утонул, с тех пор боюсь воды.
— Да, воду пить противно, — согласился бармен, — но поплавать я люблю.
— Это не для меня. Именно за то я и люблю долину, что здесь нет оросительных каналов, тазов, лоханей и стаканов. Всегда с ужасом возвращаюсь в Лос-Анджелес.
— Если вы боитесь утонуть, — ответил хозяин, — то вам лучше быть в Лос-Анджелесе, чем в долине. Мы здесь находимся ниже уровня моря. Вокруг нас вода, мы на самом донышке. А что, если кто-нибудь вытащит пробку?
— Пугайте
— А землетрясение?
— Чепуха. Землетрясения не сдвигают горы.
— Ну, не обязательно землетрясение. Вы слышали о наводнении 1905 года? Колорадо тогда вышла из берегов и образовалось Салтонское море. Да и насчет землетрясений слишком уж не обольщайтесь: долины ниже уровня моря не образуются сами по себе. Сан-Андреасский разлом огибает эту долину наподобие знака вопроса. Только представьте себе, какой должен был быть толчок, чтобы тысячи квадратных миль земли оказались ниже уровня моря.
— Не пытайтесь меня напугать. Это было тысячи лет назад. Получите, — он положил банкноту на стойку и вышел. — Ну и зануда! С таким характером нечего лезть в бармены.
Термометр в затененном проеме двери показывал 118 градусов. [18] Зной был почти осязаемым он жег глаза, иссушал легкие, хотя приезжий и шел по теневой стороне дорожки. К машине будет невозможно притронуться: надо было поставить ее в гараж. Он обошел вокруг машины и увидел, что кто-то нагнулся над левой дверцей.
— Черт возьми, что вы здесь делаете?
Человек вздрогнул и обернулся, показав бесцветные хитрые глаза. На нем была пиджачная пара, грязная и неглаженная, без галстука. На руках и под ногтями — грязь, но не трудовая: мозолей не было. Безвольный рот портил его не лишенное приятности лицо.
18
118 градусов по Фаренгейту равняются 48 градусам по Цельсию.
— Я не делал ничего плохого, — извинился он. — Я только хотел прочитать вашу регистрационную карточку. Вы из Лос-Анджелеса? Не подбросите меня туда?
Владелец автомобиля быстрым взглядом осмотрел салон.
— Хотел посмотреть, откуда я? Тогда зачем открыл бардачок? Следовало бы тебя посадить, — он кивнул в сторону двух помощников шерифа в форме, околачивавшихся на другой стороне улицы. — Проваливай, бездельник.
Человек посмотрел в сторону полицейских и быстро исчез в противоположном направлении. Владелец машины забрался внутрь, проклиная жару, и проверил бардачок. Не хватало фонарика.
Мысленно списав фонарик в убыток, он поехал в сторону Броули, расположенного пятнадцатью милями севернее. Жара была угнетающей даже для долины Империал. Погода как раз для землетрясения, подумал он, давая волю обычному калифорнийскому предрассудку, потом отбросил эту мысль — ведь ему ее подал тот безмозглый бармен. Обычный день для долины, ну, может быть, немного жарче, чем всегда.
Дела занесли его на несколько отдаленных ранчо между Броули и Салтонским морем, а теперь он возвращался по разбитой проселочной дороге к шоссе. Неожиданно машина затряслась, как будто ехала по булыжникам. Он остановился, но тряска продолжалась, сопровождаемая низким отдаленным гулом.