Рассказы. Стихотворения

Киплинг Редьярд Джозеф

МАРШ «ХИЩНЫХ ПТИЦ»

(Войска Заморской службы)

«Ша-агом…» Грязь коростой на обмотках мокрых. «Арш!» Чехол со знаменем мотает впереди. «Правое плечо!» А лица женщин в окнах Не прихватишь на борт, что гляди, что не гляди. Даешь! Не дошагать нам до победы. Даешь! Нам не восстать под барабанный бон. Стая Хищных Птиц Вместо райских голубиц — И солдаты не придут с передовой. «Подтянись!» Перед причалом полк скопился. «Левой! Рота, стой!» И вот видны суда. Суки, там — битком, а нас полно на пирсе! Боже правый, нас везут невесть куда… «Товсь к погрузке!» Пусть малюют черта — Хвост трубой! Еще гульнем, солдат! И кончай о ней. Любовь, браток, — до борта. «Марш!» Бог помощь, если ты женат. «Разойдись!» Завьем печали, братцы! (Слышь, теперь бы нам пожрать, да побыстрей!) Эвон, и горячим-то давятся — Погоди, как доживешь до сухарей! «Эй, женатые, от трапа!» Не надейся, Туч на берег мы обратно не сойдем. Дай вам сил, ох, дай вам сил, конногвардейцы. Сторожить нас в это утро под дождем… Вбитый в строй, как гвоздь, промокший до бельишка, В глотке ком, хоть не пошло тебя качать,— Здесь твой дом родной. «Отставить песню!». Крышка. «На поверку ста-а-новись! Молчать!» Даешь! Нам не дожить до блеваной победы. Даешь! Нам не восстать под барабанный бой. (Хвост трубой!) А гиена и такая Все сожрут, что бог поспал, И солдаты не придут с передовой («Рота, в бой!») Коршунье и воронье Налетит урвать свое, И солдаты не придут с передовой («Рота,

в бой!») Стая Хищных Птиц Вместо райских голубиц — И солдаты не придут с передовой!

САПЕРЫ

(Королевские инженеры)

Чуть из хлябей явился земной простор («Так точно!» — сказал сапер), Господь бог сотворил Инженера Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. И когда был потоп и свирепый муссон. Эго Ной сконструировал первый понтон По чертежу инженера Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Поработавши в сырости, солнцем палим, Захмелел старый Ной, чего не было б с ним Если б жил он среди инженеров Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. И когда с Вавилонскою башней был крах, Дело было у ловких гражданцев в руках, А не в руках инженера Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. И когда под холмом у Евреев шел бой, Сын Навинов скомандовал солнцу: «Стой!» Потому, что он был капитаном Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Перестали в кирпич солому класть — Это первой делала наша часть, Это дело господ инженеров Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Потому-то с тех пор от войны до войны Страницы истории нами полны, С первых же строк — инженеры Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Мы дороги для них пролагаем всегда, Через заросли джунглей ведем поезда. По обычаю инженера Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. С фугасом и миной шлют нас вперед, И то, что пехота атакой возьмет, Сначала взорвут инженеры Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. С киркою и заступом шлют нас назад Копать окопы для тех бригад, Что позвали господ инженеров Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. С полной выкладкой под охраной трудясь, Мы месим для этих язычников грязь, А потом шлют в тыл инженеров Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Мы сушим болото, взрываем утес, А они с путей летят под откос И доносят на инженера Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Мы им строим колодцы, мосты, очаги, Телеграфы — а провод срезают враги, И за это бранят инженера Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. И когда мы вернемся и будет мир. Из зависти не разукрасят квартир, Предназначенных для инженеров Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Мы им строим казармы, они же кричат, Что полковник — сектант, сумасброд и женат, Оскорбляя нас, инженеров Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Нет благодарности в них искони, Чем сильней наша помощь, тем больше они Изводят нас, инженеров Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Что пехота? С винтовкой в руке человек! А конница? Так, лошадиный бег! Все дело в одних инженерах Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Артиллерия — та чересчур тяжела, Только мы одни и вершим дела, Потому что мы инженеры Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера. Спору нет, за других и понюшки не дашь («Так точно!» — сказал Сапер), И один только корпус хорош — это наш, Нас зовут — господа инженеры Инженерных ее величества Войск С содержаньем и в чине Сапера.

СОЛДАТ И МАТРОС ЗАОДНО

(Королевскому полку морской пехоты)

Со скуки я в хлябь с полуюта плевал, терпел безмонетный сезон, Вдруг вижу — на крейсере рядом мужик, одет на армейский фасон И драит медяшку. Ну, я ему грю: «Э, малый! Ты что за оно?» «А я, грит, Бомбошка у нашей Вдовы, солдат и матрос заодно». Какой ему срок и подробный паек, конечно, особый вопрос, Но скверно, что он ни пехота, ни флот, ни к этим, ни к тем не прирос, Болтается, будто он дуромфродит, диковинный солдоматрос. Потом я в работе его повидал по разным дремучим углам, Как он митральезой настраивал слух языческим королям. Спит не на койке он, а в гамаке — мол, так у них заведено, Муштруют их вдвое — Бомбошек Вдовы, матросов, солдат заодно. Все должен бродяга и знать, и уметь, затем и на свет их плодят. Воткни его в омут башкой — доплывет, хоть рыбы кой-что отъедят. Таков всепролазный гусьмополит, диковинный матросолдат. У нас с ними битвы в любом кабаке — и мы, и они удалы. Они нас «костлявой блевалкой» честят, а мы им орем: «Матрослы!» А после, горбатя с присыпкой наряд, где впору башкой о бревно, Пыхтим: «Выручай-ка, Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно». Он все углядит, а что нужно, сопрет и слов не потратит на спрос, Дудят нам подъемник, а он уже жрет, в поту отмахавши свой кросс. Ведь он не шлюнтяйка, а крепкий мужик, тот спаренный солдоматрос! По-вашему, нам не по нраву узда, мы только и знаем что ржем, По классам да кубрикам воду мутим, чуть что — гак грозим мятежом, Но с форсом подохнуть у края земли нам тоже искусство дано. И тут нам образчик — Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно. А он — та же черная кость, что и мы, по правде сказать, он нам браг, Мал-мал поплечистей, а если точней, то на полвершка в аккурат. Но не из каких-нибудь зам хрензантем, породистый матросов. Подняться в атаку, паля на бегу, оно не такой уж и страх, Когда есть прикрытие, тыл и резерв, и крик молодецкий в грудях. Но скверное дело — в парадном строю идти с «Биркенхедом» на дно. Как шел бедолага Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно. Почти салажонок, ну что он успел? Едва, до набора дорос, А тут — иль расстрел, или драка в воде, а всяко ершам на обсос, И, стоя в шеренге, он молча тонул — герой, а не солдоматрос. Полно у нас жуликов, все мы вруны, похабники, рвань, солдатня, Мы с форсом подохнем у края земли (все, милые, кроме меня). Но тех, кто «Викторию» шел выручать, добром не попомнить грешно. Ты честно боролся, Бомбошка Вдовы, солдат и матрос заодно. Не стану бог знает чего говорить, другие пускай говорят, Но если Вдова нам работу задаст. Мы выполним все в аккурат. Вот так-то! А «мы» понимай и «Ее Величества матросолдат»!

ХОЛЕРНЫЙ ЛАГЕРЬ

Холера в лагере нашем, всех войн страшнее она, Мы мрем средь пустынь, как евреи в библейские времена Она впереди, она позади, от нее никому не уйти… Врач полковой доложил, что вчера не стало ещё десяти Эй, — лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят. Нас ливни нюнят…. Лишь трупы наделено укрытая, и камни на них, и кусты.. Грохочет оркестр, чтоб унынье в нас побороть, Бормочет священник, чтоб нас пожалел господь, Господь… О боже! За что нам такое, мы пред тобою чисты. В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте, Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде, Ибо умеет в любой эшелон забраться на полпути… И знает полковник, что завтра опять Fie хватит в строю десяти. О бабах нам тошно думать, на выпивку нам плевать. И порох подмок, остается только думать и маршировать, А вслед по ночам шакалы завывают: «Вам не дойти. Спешите, ублюдки, не то до утра не станет еще десяти!» Порядочки, те, что теперь у нас, насмешили б и обезьян: Лейтенант принимает роту, возглавляет полк капитан, Рядовой командует взводом… Да, по службе легко расти, Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти. Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь. На свои он берёт продукты, не боясь карман растрясти. Только проку пока не видно, что ни день — то нет десяти. Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды. Слыша песни его и шутки, надрывают все животы, Чтоб развлечь нас, он даже пляшет: «Ти-ра-ри-ра, ра-ри-ра-ти!» Он достойный

отец для мрущих ежедневно по десяти. А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор, Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор… Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти… Так и катится колесница — сутки прочь, и нет десяти. Холера в лагере нашем, горяча она и сладка, Дома лучше кормили, но, сев за стол, нельзя не доесть куска. И сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти, Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти. Эй! Лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят, Нас ливни топят… Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты… Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться, Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться. Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем и я, и ты, Так почему б не сегодня без споров и суеты. А ну, помер первый, заваливай стояки, Брезент собери, растяжек не позабудь, Веревки и колья — все вали во вьюки! Пора, о пора уже лагерь свернуть — и в путь… (Господи, помоги!)

«ПРОВОДИТЕ МЕНЯ ДОМОЙ»

Я не знал никого, кто б сравнился с ним, Ни в пехоте, ни в конных полках. И уж раз таким он был, то и, стало быть, погиб, Ведь иначе лучшим никак. Что ж, по последней затяжке, и проводите меня! Ну-ка. хлебните из фляжки и проводите меня! Слышите, бьет, бьет барабан, Проводите меня домой! А кобыла его ржала день и ночь, Всполошила наш весь бивак, И не стала брать овса, все, живая тварь, ждала, Ведь иначе твари никак. А девчонка его сержанта нашла, Хоть прошло-то всего пустяк, И поймала на крючок, окрутилась в церкви с ним, Ведь девчонке иначе никак. Мы недавно поцапались с ним, а он Не слабак, и я не слабак. Я теперь и сам не рад, только поздно пожалел, Ведь поправить нельзя никак. Мне такого друга уже не найти Ни у нас, ни в других полках, Я нашивки, кошт отдам, лишь бы жив он был, да что ж? Ведь его не вернешь никак. Что ж, по последней затяжке, и проводите меня! Ну-ка, хлебните из фляжки и проводите меня! Слышите флейты поют, поют, Проводите меня домой! Увозите его! Ему не было равных и нету. Увозите его! Наклоните знамена к лафету. Увозите его! Он уходит к другим берегам. Увозите его! Плачут флейты и бьет барабан. Ну-ка, «тринадцать из строя», и проводите меня! «По три холостых в честь героя», и проводите меня! О, превыше женской любви, Проводите меня домой!

«И ВОСХИЩАТЬСЯ…»

В Индийском океане тишь, Глядит он кротостью самой; Волны нигде не различишь, Кроме дорожки за кормой. Корабль несется, дня уж нет, Пробили склянки — отдыхай… Чернея на закатный свет, Индус поет: «Хам декхта хай». И восхищаться, и дышать, И жить бескрайностыо дорог — Без толку! — мог бы я сказать. Но бросить бы уже не смог! Слежу ли за игрой старшин, Ловлю ли женский смех и гам, Гляжу ли. как офицера На шканцах провожают дам, Я думаю про что ушло, Взгляд утопивши в синей мгле, И вот я словно бы один На опустевшем корабле. Про что ушло, что видел я В казарме, в лагерях, в бою, Рассказываю сам себе И правды сам не узнаю; Так странно, слишком странно все… Что ж, эго нынче позади. Да, было всякое со мной, Но — больше в будущем, поди. Да, на заметку я попал, Я нарушал закон полка, И сам себя со стороны Я видел в роли дурака — Познанья цену я платил И не был ею возмущен, А прохлаждался на «губе», Мироустройством восхищен. На траверзе возник дымок, И встал над морем там, вдали, Горбучий Аден, точно печь, Которую уж век не жгли. Проплыл я мимо этих скал Шесть лет назад — теперь домой Плыву, солдат, отбывший срок, С шестью годами за спиной. Невеста плакала: «Вернись!» И мать вздыхала тяжело. Они мне не писали — знать, Ушли: ушли, как все ушло. Как всё ушло, что разглядел, Открыл, узнал и встретил я. Как высказать, что на душе? И я пою. Вот песнь моя: И восхищаться, и дышать, И жить бескрайностью дорог — Без толку! — мог бы я сказать. Но бросить бы уже не смог!

ПЫЛЬ

(Пехотные колонны)

День-ночь-день-ночь — мы идем по Африке, День-ночь-день-ночь все по той же Африке. (Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!) Отпуска нет на войне! Восемь-шесть-двенадцать-пять — двадцать миль на этот раз Три двенадцать-двадцать две — восемнадцать миль вчера (Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!) Отпуска нет на войне! Брось-брось-брось-брось — видеть то, что впереди. (Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!) Все-все-все-все — от нее сойдут с ума. И отпуска нет на войне! Ты-ты-ты-ты — пробуй думать о другом, Бог-мой-дай-сил — обезуметь не совсем! (Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!) И отпуска нет на войне! Счет-счет-счет-счет — пулям в кушаке веди, Чуть-сон-взял-верх — задние тебя сомнут. (Пыль-пыль-пыль-пыль — ог шагающих сапог!) Отпуска нет на войне! Для-нас-все-вздор — голод, жажда, длинный путь, Но-нег-нет-нет — хуже, чем всегда одно, — Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог, И отпуска нет на войне! Днем-все-мы-тут — и не так уж тяжело, Но-чуть-лег-мрак — снова только каблуки. (Пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог!) Отпуска нет на войне! Я-шел-сквозь-ад — шесть недель, и я клянусь, Там-нет-ни-тьмы — ни жаровен, ни чертей, Но-пыль-пыль-пыль-пыль — от шагающих сапог, И отпуска нет на войне!

ДОБРОВОЛЬНО «ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ»

Неважный мир господь для нас скропал. Тот, кто прошел насквозь солдатский ад И добровольно «без вести пропал», Не беспокойтесь, не придет назад! Газеты врали вам средь бела дня, Что мы погибли смертью храбрецов. Некрологи в газетах — болтовня, Нам это лучше значь, в конце концов. Врачи приходят после воронья. Когда не разберешь, где рот, где нос. И только форма рваная моя Им может сделать на меня донос. Но я ее заставлю промолчать. Потом лопаты землю заскребут, И где-то снова можно жизнь начать. Когда тебя заочно погребут. Мы будем в джунглях ждать до темноты — Пока на перекличке подтвердят, Что мы убиты, стало быть, чисты; Потом пойдем куда глаза глядят. Мы снова сможем девочек любить, Могилы наши зарастут травой, И траурные марши, так и быть. Наш смертный грех покроют с головой. Причины дезертирства без труда Поймет солдат. Для нас они честны. А что до ваших мнений, господа,— Нам ваши мненья, право, не нужны.

Э П И Т А Ф И И

1914–1918

Политик

Я трудиться не сумел, грабить не посмел, Я всю жизнь свою с трибуны лгал доверчивым и юным, Лгал — птенцам. Встретив всех, кого убил, всех, кто мной обманут был, Я спрошу у них, у мертвых, бьют ли на том свете морду Нам — лжецам?

Эстет

Я отошел помочиться не там, где вся солдатня. И снайпер в ту же секунду меня на тот свет отправил. Я думаю, вы не правы, высмеивая меня, Умершего принципиально, не меняя своих правил.

Командир морского конвоя

Нет хуже работы — пасти дураков. Бессмысленно храбрых — тем более Но я их довел до родных берегов Своею посмертною волею.

Эпитафия канадцам

Всё отдав, я не встану из праха. Мне не надо ни слов, ни похвал. Я не жил, умирая от страха, Я, убив в себе страх, воевал.

Бывший клерк

Не плачьте! Армия дала Свободу робкому рабу. За шиворот приволокла Из канцелярии в судьбу. Где он, узнав, что значит сметь, Набрался храбрости — любить И, полюбив, — пошел на смерть, И умер. К счастью, может быть.