Рассказы
Шрифт:
Организатор встал у окна, посмотрел на город.
— Нам сейчас важно основное пройти: если устроит, я вышлю на почту подробный сценарий. Давайте финал оговорим.
— А какие варианты? — спросила Оля.
— Тут большого разнообразия нет. Могу предложить две тысячи пятидесятый и две тысячи пятьдесят пятый.
— Порознь? — уточнила Оля.
— Да, так обычно бывает.
— А в какой последовательности?
— Думаю, Дмитрий, как джентльмен…
Митя ответил:
— Не знаю. Это так не скоро, что мне все равно.
Люди
— А что я буду чувствовать? — спросила Оля.
— Это так не скоро, — сказал Организатор, — что вам должно быть все равно.
— Нет, раз мы сейчас договариваемся, все должно быть точно… У меня мало времени.
— Перерыв?
Оля обняла Митю.
— Я не про сейчас. Я в принципе… У женщин вообще на все меньше времени, чисто социально и биологически… Молодость, дети. У мужчин на все это, как правило, лет на десять больше.
— На все, кроме жизни. Умирают-то они раньше…
— 4 —
Тут уже начались разговоры, которые к делу толком не относятся. Я решил доверить оставшуюся часть творческих вопросов Оле. Мое дело — финансы. В принципе Организатор оказался мужиком дельным и спланировал нам все хорошо. Уходя, я отозвал его в сторону:
— Скажите, а когда оплата?
Он посмотрел мне прямо в глаза, что по правилам общения не очень полагается делать: я это знаю, потому что Оля рассказывала, она ходила на специальные курсы. Стало не по себе, взгляд его был холодным и в то же время обжигающим — насколько может обжигать холод. Организатор ответил:
— Оплата потом.
2011
Месть мяса
Не оставляй на слезы.
Пранас оказался на лугу одновременно с солнцем. Пока в полной темноте шли от хутора, ветер уже доносил из-за леса запах первых лучей, роса становилась теплее с каждым шагом, и солнце встретило Пранаса как раз в начале луга. Звон колокольчиков разбудил цветы, трава распрямилась, воздух стал золотым и звонким.
Но все это было здесь, внизу, а над самой головой, в еще не ушедшем ночном небе, горела последним туманным светом незнакомая планета. Так повторялось каждый день: другие планеты и звезды гасли, а эта ненадолго оставалась.
Отец шел рядом, сначала в сумерках, прижимаясь к Пранасу и согревая своим теплом, а потом, наоборот, специально отставая, перепоручая эту заботу солнечным лучам. Август в Литве не жаркий, и даже если начинает припекать, это скорее кажется, чем на самом деле.
— Отец, я давно хотел спросить кое о чем. Можно?
— Конечно. Я и сам собирался с тобой поговорить.
— Что это за планета,
— Ах, вот ты о чем, — отец словно обрадовался, — это Наша планета. Вот только видят ее не все.
— Как это?
— Ну, вот, например, мальчик — пастушок Игнас: для него сейчас на небе только облака. А вон — грузовик поехал, и в нем шофер. Так он тоже, представь себе, не видит Нашу планету.
— Странно, — сказал Пранас, — почему же тогда мы ее видим?
— Все очень просто. Потому что там сейчас те, кого мы очень любим, все Наши: бабушка, дедушка, твой брат Мечисловас.
— Мечисловас? Но ведь он только вчера утром уехал в город?
— Ты поймешь, — ласково сказал отец, — не все сразу. Скоро мы все там окажемся и славно заживем, а пока — набирайся сил. Пора завтракать.
Пранас с наслаждением опустил голову в травы. Немного клевера и ромашек, сдобренных молодым мятликом и политых росой: все было, как он любил. Отец отошел в сторону и тоже наклонился, выбрал себе стебли пожестче. Они ели медленно и тщательно пережевывая, чтобы ни одна травинка не пропала даром.
Спустя около получаса, как обычно, с соседнего хутора пастух привел свое стадо. Сердце Пранаса чуть не взорвалось от радости, когда он увидел Жалмарге.
— Здравствуй, — сказал он, — а я вот тут ем, — и сразу покраснел, потому что не в этом было дело.
Но Жалмарге была умная и добрая. Она словно не заметила его глупости.
— Здравствуй, ты каждый день тут ешь, это не новость. А можешь рассказать что-нибудь интересное?
И он рассказал про планету. Оказывается, это — Наша планета, все Наши уже давно там, ну и, понятно, мы тоже скоро будем.
— Интересно — как? — спросила Жалмарге. — Коровы не летают.
— Ну не знаю, этого мне отец еще не рассказывал.
Пастушок Игнас спал неподалеку, и Пранас старался лишний раз не поднимать голову, не звенеть колокольчиком. Хорошее было утро. Вот только стало немного обидно, что Мечисловас уехал в город и не попрощался.
Отец рассказал все ночью. Он тихонько толкнул спящего сына в бок, и не рогами, шутливо, как обычно (Пранас в таких случаях визжал от смеха), а губами и носом. От этого теплого толчка, почти поцелуя, Пранас проснулся и нехотя стал подниматься, потому что подумал, что пора на луг.
— Нет, нет, сынок, — сказал отец, — еще не утро. Я расскажу тебе самое главное — как мы доберемся на Нашу планету.
Ночь стояла тихая, каждый звук во дворе был слышен отчетливо: вот речка побежала быстрее, вот пес повернулся во сне, а вот лис застыл у дальнего стога и зашуршал сеном, услышав громыхнувшую цепь. Все эти звуки вместе назывались тишиной, и, если не задумываться, их словно бы не было.
Пранас слушал отца, широко распахнув глаза, и улыбался. Так было хорошо и сонно, что, собственно, и неважно, о чем шла речь. Постепенно просыпаясь, он становился серьезнее.