Рассказы
Шрифт:
— В этом повороте композиции оно конечно хорошо, — нажимая на «о», быстро сказал Горький. И добавил:
— Я на минуточку вас покину, господин Роллан.
— Конечно, конечно, — понимающе заулыбался Роллан, лукаво опустил глаза и стал себе культурно есть суп.
А Горький тем временем быстренько бросился справлять большую нужду. По дороге он сказал себе: «Слушай, Максим, обязательно спусти сегодня воду. Если ты и сегодня не спустишь воду, получится ужасно. Ну хоть сегодня будь человеком, спусти воду!»
Но
Но не успел Горький подумать о том, что мог подумать Ромен Роллан, как Ромен Роллан тонко улыбнулся и неожиданно сказал:
— Извините, господин Горький… Местный благостный климат, общение с Вами и этот сказочный обед, которым я имею честь наслаждаться — все это вместе произвело столь благоприятное действие на мой организм, что…
— Не надо больше ничего говорить, — обреченно глядя на голубую дымку горизонта, остановил его Горький. — Пойдемте, я вас провожу.
— О нет, что вы, — замахал своими культурными руками Ромен Роллан. — Я сам. Я знаю, где ЭТО находится.
И тут Ромен Роллан встал из-за стола и пошел справлять большую нужду.
«Вот зосранец фронцузский, в отчаянии налегая на „о“, думал Горький. — Кокашка нерусская. Не мог, поносная душа, хотя бы трех минут потерпеть. Я бы хоть успел сбегать и спустить воду. А теперь всё, вода не спущена. Вся неприличность прямо на виду… Срам. Стыд и срам. Всё. Пропала жись».
И действительно, когда Ромен Роллан справил большую(а может, и малую — кто знает!) нужду и вернулся за стол, Горький явно почувствовал, что в обхождении Ромена Роллана появился какой-то холодок и даже какое-то невыразимое брезгливое недоумение. Он был, разумеется, по-прежнему учтив и вежлив, но что-то навсегда разорвалось между ними, какая-то невидимая ниточка теплоты и симпатии…
Этим же вечером Ромен Роллан холодно попрощался с Горьким, сел в толстую шаланду и уплыл на материк.
И так в жизни Горького случалось много раз. Знаменитые люди, приходившие к нему в гости, уходили разочарованными. В высших кругах интеллигенции, особенно эмигрантской, его даже за глаза называли «серуном». Слава богу, что впечатлительный Горький этого не знал, а то он мог бы наложить на себя руки.
И только счастливый случай избавил Горького от пагубной привычки. А помог ему это сделать Ленин.
Однажды Ленин приехал к Горькому на Капри. Сначала они пили теплую водку на террасе. Затем съездили в Неаполь и подрались в порту. И всё было хорошо. Но потом, во время обеда, Горький вдруг так захотел по большой нужде, что от внезапности вскрикнул.
— Ты
— Ага, — сказал Горький, дыша ртом.
— Ну, иди, сри, — сказал Ленин, взял руками из тарелки с супом большую баранью кость и стал изо всех сил долбить костью по столу, стараясь выбить из неё мозг. — Только не долго. А то я тоже хочу.
Когда довольный Горький, справив большую нужду, вернулся к столу, Ленин выбросил кость в окно, вытер руку о занавеску и побежал справлять большую нужду. Через минуту Ленин вернулся и сказал Горькому:
— Максимыч…
— А? — отозвался Горький.
— Максимыч, что ж ты это, а?
— Что? — удивился ничего не подозревавший Горький.
— А то! Посрать-то посрал, а воду не спустил.
— Ах ты! — всплеснул руками Горький. — Извини меня, Вович, извини ты меня, извини!
— А-ну иди, спускай воду, вонючка, — сказал Ленин и потащил Горького спускать воду.
Когда Горький спустил воду, он обнял Ленина, поцеловал в лысое темя и со слезами на глазах пробормотал:
— Спасибо тебе, Вович, спасибо тебе, брат! Какой же ты хороший, простой и человечный! Ты один сказал мне правду. А остальные мне лгали, замалчивая о моем неблаговидном поступке, и тем самым усугубляя мою дурную привычку не спускать после себя воду. Но теперь все. Теперь я всегда буду спускать после себя воду. Спасибо тебе, мой самый дорогой, простой, как правда, человек, самый человечный человек! Спасибо тебе!
И действительно, с тех пор Горький больше никогда не забывал спускать после себя воду. Никогда-никогда.
Вот какие прекрасные плоды приносят честность, открытость и простота.
Псевдо-Хармс. Случай в Баден-Бадене
Однажды Маркс, Энгельс и Ленин жили вместе в Баден-Бадене.
Баден-Баден — это уютный западноевропейский город. Там растут каштаны, дубы, фасоль и кинза. Улицы в Баден-Бадене покрыты булыжником, на котором вечно поскальзываются толстые бюргеры. Все люди в Баден-Бадене носят добротную шерстяную одежду, моют ноги на ночь и все время сверяют часы. Словом, чего здесь долго рассусоливать: Баден-Баден он и есть Баден-Баден.
Маркс, Энгельс и Ленин жили вместе в Баден-Бадене в одном отеле. Маркс писал «Капитал», Энгельс размышлял о проблеме семьи, Ленин готовил мировую революцию.
Скучно им было в Баден-Бадене. Маркс уже почти закончил писать «Капитал», Энгельс давно всё обдумал как и что, да и Ленин уже тоже все, как говорится, обмозговал. Тогда решили они для бодрости распить на троих бутылку «Солнцедара».
Сели они в сквере на скамейку и выпили по стакану. Глядь, в бутылке еще грамм четыреста. А больше уже никто не может. Маркса тошнит, Энгельса мутит, а Ленина несет. Что делать?