Рассказы
Шрифт:
Развратная кантианка? Адольф Гитлер? Хан Батый? И один дома, и нет спасения.
Там стояло похлеще, чем хан Батый. Недоброе стояло, ох, недоброе. Мужик. Потный, руки татуированы, смотреть страшно. Нос покорежен, шерсть дыбком, слюна медленно изо рта вытекает. За спиной короткоствольный автомат, а в руках ксива.
— Именем закона, козел, — хрипел он.
— Но вы же не сотрудник правоохранительных органов?
— Я-то?
— Ну из милиции же?
Мужик ощерился.
— Так твою растак, пацан, не ментовский я. Я в натуре круче, пацан, запомни — я Кагэбэ.
— Ух ты!
— Не ух ты, а ух вы! Уважай, пацан, контору.
Делать нечего, распахнул.
— Как фамилие твое, дятел?
— Владислав я… Ростиславович… Красносолнцев…
— А у нас в архивах записано, что ты Вовка, — подивился мужик.
— Там, наверное, дезинформация.
— Ладно, пацан, усек. Щас колоться будем.
Кагэбэ зашел в комнату, плюхнулся на кровать и стал старательно вытирать сапоги о сиреневую подушку. И методично колоть Влада:
— Имя? Фамилия? Адрес? Твою мать! Отвечать быстро, не задумываясь. Ну?
— Так вы меня об этом спрашивали, — растерялся паренек.
— Ах да, вообще-то, — смутился он. — Но это я для уточнения, для сверки, так сказать, этих е… данных. Давай к составу преступления. Ну?
— Но я же не виноват.
— Начинается, — радостно процедил мужик. — Ты как, сучок, правду-матку резать будешь или отнекиваться?
— Только пытать не надо, — попросил Влад.
— Это мы быстро, — обрадовался Кагэбэ.
И открыл он серенький чемоданчик.
— Вот тебе щипчики, гвоздики, испанский сапожок, а вот стульчик, складной, электрический. Каково?
— Ой!
— Не издавай таких непристойных звуков, — огорчился мужик. — Что значит — ой? Это значит, что ты испугался. А мне так неинтересно. Зачем мне, бля, колоть такого неинтересного? Изображай из себя крутого. Вот тогда мне кайф. Вот сделай вид, что ты на мои угрозы плюешь, что сильный, наглый, самоуверенный. Давай, наплюй на мои угрозы, оскорби мое достоинство оперативного работника.
Влад незатейливо и символично плюнул на серенький чемоданчик. Он сразу увидел, что сделал правильно: разбойничья рожа Кагэбэ озарилась неземным счастьем.
— Ах ты падаль! — заорал он радостною — Вот ты как? Я сразу понял, сука, что ты матерый, что на понт тебя хрен возьмешь. Я все про тебя понял. Но на крутого всегда найдется покруче, понял? Сейчас, ублюдок! Получай! Получай! Не увертывайся, мля! А еще?
— Нет, — прошептал Влад.
— Плеваться будешь?
— Нет, — простонал недобитый.
Разочарованный Кагэбэ вздохнул:
— Что ты такой тупой, парень? Ты же матерый, следовательно, дерзкий. Кто же после двух ударов ломается? Ломаются, конечно, и без ударов, но не матерые. Ты должен был сейчас не испугаться, а послать меня на х… Тогда мне интересно с тобой работать. Давай еще разок попробуем? Не возражаешь?
Паренек кивнул.
— Ну, будешь плеваться-то? — повторил Кагэбэ.
— Пошел на х…, - проскрипел Влад.
— Что, козел?! Что ты сказал?! Убью, пидор!
Влад метнулся к двери. Но не успел, понятное дело. Завален был нехилым ударом в лоб. Лежал, приходил в себя. Не спеша, гость достал предмет, не стульчик и не сапожок, а пистолет, простой, незатейливый, а в сложившейся ситуации даже банальный.
Он вдавил подозреваемому ствол в висок и зашипел змеино:
— Гаденыш, снесу тебе башку, на хер снесу, ты ведь знаешь, я не шучу, знаешь, гаденыш.
Влад открыл глаза. Оперативник привычно
— Посылать будешь?
— Нет.
— Эх, блин, — с досады Кагэбэ отшвырнул пистолет.
Попинал подушку, вроде как успокоился.
— Эх ты, деревня, — печально произнес он. — По законам жанра ты должен послать меня второй раз. Вот тогда из доброго я бы стал злым. Я бы тебе врезал еще пару раз, потом ты мне, и все так по-мужски, романтично. Затем ты бы стал убегать, например, через окно. Завалил бы я тебя, брат, при попытке к бегству. Эх, такую романтику спортил… Виноват ты передо мной, виноват. Пиши тогда уж чистосердечное, раз убегать не хочешь, что с тебя взять.
— А в чем? — полюбопытствовал Влад.
Кагэбэ нахмурился:
— Как в чем? В преступлении, не в любви же.
— А в каком?
— Блин, я не понимаю, кто его совершил: я или ты? Откуда я-то знаю. Что совершил, то и пиши, тебе лучше знать. Бери ручку, бумагу. Полчаса хватит?
— Но я не совершал.
— Кончай дурака валять. У меня к вечеру двух матерых расколоть по плану.
— Я не матерый.
— А я виноват? Кто виноват, ты мне скажи? Коза ностра? Жидомасоны? Каждый сам по жизни отвечает за дерьмо, в которое вляпался. Не отмазывайся, будь мужчиной. Ручку в руки и пиши правду. Скучно напишешь, пристрелю как сявку обдолбанную. Сорок минут тебе.
Влад вздохнул, взял ручку и за сорок минут написал шедевр.
Он признал все: и храм Артемиды, и тридцать монет от первосвященника, и александрийский огонь, и руины Вечного города, и кричащую в огне Жанну д'Арк, и отравленного Наполеона, и Освенцим, и пулю в Кеннеди, и выстрел в черномазого Мартина Лютера Кинга, и пару жертв Чикатило, и масонский заговор, и подвиги Аттилы, и детей Нагасаки, и изобретение СПИДа, и красный террор, и Джордано Бруно, и профессоров на Чукотке, и Есенина в петле, и меткость Дантеса, чуму и холеру, насморк и сифилис, смерть бизонов и вымирание динозавров, Атлантиду и Лемурию, депрессию и запоры, дурных староверов в гарях и утонченных маркизов на фонарях, чеченские авизо и работорговлю, ураган на Цейлоне и голодуху в Нигерии, Павла Карамазова и ростовщицу-старуху, подростковую преступность и детскую смертность, автокатастрофы и весенние заморозки, хреновый урожай бобов и засыпанную мышкину норку, отрезаннные уши и вырванные глаза, брошенных жен и обманутых мужей, оторванные головы и пробитые груди, слабые нервы и невидящие глаза, погибшие души и серые судьбы, неузнавание пути и поздний крик, страх и сострадание, запуганность жизнью и запах смерти, ненайденный опыт и гибнущие структуры, энтропию и боль, слабость и отсутствие новизны, нерожденное желание и вековечную дурь.
— На место в истории потянешь, — хохотнул Кагэбэ, бегло просматривая бумагу.
На три буквы
…кореш мой, как чмо раздолбанное, все орал и орал, дергая меня за рукав, мол, пойдем да пойдем, мол и мол, друган ты мне или гнида, короче, Вася, не в падлу, помоги корешку, покажи и расскажи, то да се, короче, такой вот базар, а я даже не обиделся, во!
Это к тому, что кореш меня с бодуна Васей назвал, а мама меня Иваном родила и по жизни-то я вовсе не вася. Ну а че его за это в харю пробивать, парень-то он свой, только дурак, каких земля не носила, а так ниче. Бухой вдрызг.