Рассказы
Шрифт:
Бабы давно ушли вперед, да и мужикам уже хотелось есть, и они стали расходиться.
Винцеркова шла в толпе, жадно слушала все толки и, тяжело вздыхая, поглядывала на деревню, заключенную в темную раму лесов, на зеленые поля и сады в цвету, на небо, такое безоблачное и синее, как на картинах в костеле, и столбы голубого дыма над хатами, на всю эту пеструю и шумную толпу, двигавшуюся впереди нее. Неясная тоска и какой-то непобедимый страх все больше охватывали ее. Но в то же время разговоры мужиков о Бразилии,
У корчмы, напротив ее хаты, на повороте проселочной дороги в усадьбу, стояли стражник и несколько мужиков.
Винцеркова сразу увидела их и торопливо направилась к своему дому.
У самых дверей ее догнал солтыс.
— Знаете, управляющий вчера говорил в канцелярий, что Ясека поймать надо во что бы то ни стало, хотя бы ему самому пришлось ловить. А вы тут… — начал он тихо.
— И стражники уже знают?
— Вся деревня знает, что он у вас!
Они вошли в дом.
— Слыхали, что говорят про Бразилию? — спросил солтыс через минуту.
— Слышала. Да разве я знаю, правда это или нет?
— Вы бы хоть о том подумали, что там Ясека вашего никто не тронет.
— Да, придется, видно, ехать. Ничего другого не придумаешь.
— А как же земля? — спросил солтыс с жадным блеском в глазах.
— Продам! — решительно сказала старуха.
— А кто купит? Столько народу хотят продать, а покупатели где? — хитро возразил солтыс.
— Продам хоть за полцены! Земля у меня хорошая, вся в одном месте, и луг есть. Да и дом не из последних, и овин почти новый. Земля обработана как следует.
— Знаю, знаю, что вы самая лучшая хозяйка в деревне. Что правда, то правда!
Винцеркова, не отвечая, ушла в чулан и вынесла ему деньги.
— Вот, солтыс, возьмите и постарайтесь, чтобы те не узнали про Ясека, — попросила она тихо.
— Все улажу, не беспокойтесь. — Он встал, обтянул кафтан. И, уже выходя, добавил: — Как только поправится, сразу уезжайте! Ну, оставайтесь с богом!.. А продавать землю не спешите и никому про это не говорите.
— Ясно, не скажу. А то сейчас догадаются…
— И так уже мужики грозятся… потому что управляющий сказал, что всю деревню притянет к суду за то, что Ясека укрывают.
— Чтоб ему помереть без причастия, погубителю нашему! — крикнула она запальчиво.
— Если вам будет крайняя нужда продать, так я, пожалуй, купил бы… не для себя, потому что у меня гроша за душой нет, а для Адама из Захарек. Он сына женит и присматривает для него землю.
— Зайдите как-нибудь, потолкуем.
— Значит, у вас шесть моргов и луг?
— Шесть моргов поля и морг луга.
— А из инвентаря что есть?
— Весь есть — и почти новый. Насчет него мы отдельно сторгуемся.
—
— Нет, покойник мой ее раньше купил.
— Ну, оставайтесь с богом.
Солтыс на прощанье подал ей руку и вышел, очень довольный. Его радовала уверенность, что земля Винцерковой, на которую он давно зарился, достанется ему почти за бесценок.
Старуха пошла в сад взглянуть на сына, потом стала готовить обед — одна, так так Тэкля сидела в своей комнате и каждую минуту прибегала с криком:
— Идите скорее, он уже кончается!
Ребенок и в самом деле был еле жив. Он задыхался от крупа.
Винцеркова мало им занималась, у нее своих забот было достаточно. Да и чем она тут могла помочь, когда ребенок был уже при последнем издыхании?
Она сварила обед и понесла его сыну в сад.
Ясек быстро выздоравливал. Лекарства, привезенные ксендзом, весна и молодость в конце концов победили болезнь. Ходить он еще не мог, и грудь по временам еще сильно болела, но на бледных щеках уже заиграл румянец и голубые глаза смотрели веселее.
Он лежал на перине под яблонями, которые своим благоуханным цветочным пологом укрывали его от солнца.
— Поспал немного? — спросила мать, садясь около него.
— Где там! Услышал, что в костеле звонят, и помолился, а потом пчелы так жужжали, и пахнет тут так сильно… я лежал и вас дожидался.
Он принялся за еду.
— Ну как, полегчало тебе?
— Полегчало, матуля, полегчало.
— В боку не колет?
— Нет. Ого, уже к вечерне звонят.
Оба примолкли. После щебетанья сигнатурки зазвонили большие колокола, да так громко, что земля дрожала и с яблони розовыми мотыльками слетали цветы на голову Ясека и на зеленую траву…
— Ясек!
Он рассеянно посмотрел на нее.
— Уже знают, что ты здесь!
Ясек стремительно поднялся.
— Лежи, лежи! Не бойся, сын, я тебя не отдам.
Черной натруженной рукой она гладила его по лицу и глазам, рассказывая все, что слышала в костеле и что говорил ей солтыс.
— Стервы! Пусть только донесут на меня, — я им отплачу как следует! — бормотал Ясек, сжимая кулаки и грозя деревне.
— Тише, сынок, тише, мы с тобой уедем. — И она рассказала ему, что уже давно, как только он вернулся домой, ей пришла в голову мысль продать землю, хату, все, что у них есть, и уехать в эту Бразилию, о которой все столько говорят.
— Хорошо, мама, продайте все, — хозяйство ведь на вас записано. Продайте, и поедем. Пропади все пропадом, раз честному человеку здесь жить невозможно! Кругом все только разбойники, плуты да иуды-предатели. Только бы поскорее, мать, поскорее! — горячо говорил Ясек. Глаза его уже светились надеждой на новую, лучшую, свободную жизнь.