Рассказы
Шрифт:
– Да, но как случилось, что меня система не проглотила, а выплюнула обратно, -недоумевал он,- а потом и совсем отвернулась от меня, отказалась. Зачем в таком случае она впускала меня в себя?
– Возможно, с твоей помощью она омылась, очистилась,- подсказывал ему свою версию внутренний голос,- быть может вместе с тобой отринула, выплюнула все ненужное, лишнее, нежелательное, что таилось в ней и от чего ей хотелось избавиться?
– Да, но почему именно я?- интересовался Арчил.
– Ты этого никогда не узнаешь,- отзывался внутренний голос,- просто
– Выходит, что я ее избранник?!
– В некотором роде, но всего лишь для этого дела.
– Понятно,- вроде бы заключил Арчил.
– Пожалуй, нет,-продолжил свои умозаключения внутренний голос,- скорее всего она хотела предстать во всей своей красе, а потом, заметив, что нравится, тотчас же это усекла, система сработала и выплюнула меня. Не слопала, не оставила внутри себя, а именно выплюнула, чтоб не спугнуть следующего назревающего.
– Что же в этаком случае ее питает?- задумался было Арчил, но в мозгу тотчас прояснилось,- а,…, а,-протянул он, понятно!- Система питается энергией посетителей. Вот вам ширма. То-то я чувствую себя после этого уставшим и будто помятым.
Какой все же вздор ломать себе голову в попытках угадать замысел в поведении женщин. Порой они и сами не знают, а случается, забывают, почему в той или иной ситуации поступили именно так. А насчет будущего – не о чем и говорить. Здесь они руководствуются предположением Кафки и думают одно, говорят другое, а делают третье.
– Господи,- отряхнулся Арчил от набегающих мыслей.- Прямо голова разболелась!
Он все еще поглядывал в окно, наблюдая за тем, как мальчишки играют в футбол.
Высокие старые тополя мягко помахивали верхушками, едва шелестя зеленой листвою.
Недавно слетевшиеся в город стрижи кружили по небу большими кругами с наводящим на людей ужас криком, писком и воплем.
– Прямо истеричные летающие коровы,- заключил Арчил,- а не нежные ласточки. Шкуры летающие и продажные! Как у нас трудности, холод, зима, проблемы, так они и знать тебя не хотят и, не спрашивая никого, всякий год в назначенный час, срываются и улетают в теплые страны, не то, что преданные воробьи.
Мечутся, как угорелые, по небесному своду. Что ими движет? Неужели только то, что и людей по жизни- голод! Но не только, еще и жажда наживы? Будто на свете нет птиц, кроме них. К чему такая истеричность, ажиотаж, когда можно все тоже делать спокойно и без лишнего шума?
Под крышей верхнего, технического этажа восьмиэтажки напротив, между верхней и нижней панелями чердака темнел небольшой паз, ниша, в которую с жуткой скоростью влетал и вылетал все один и тот же полоумный стриж.
– Вот, безмозглый дурак,- негодовал Арчил,- головой об стенку ударится и поди потом, поминай, как звали!
После одного из неудачных вылетов из ниши птица замешкалась, скользнула вниз, чтоб разогнаться для взлета, попала ногой в проволочную петлю и, почуяв, что угодила в ловушку, подняла панический вопль, визг и писк на всю округу.
– Вот дура, мать твою,- не сдержался
Птица трепыхалась бесперебойно, неустанно пищала, пыталась высвободить ногу, застрявшую в западне.
Со всех сторон слетелись пичуги. Первыми были воробьи. Они садились близ жертвы, на вертикальные провода, с этажей сбегающие на крышу, с любопытством посматривали на страдалицу, пытались хоть чем-то помочь, ничего не могли поделать, отлетали в сторону, потом подлетали снова, попрыгивали на месте, опять отлетали, и так по нескольку раз.
Из других птиц явились голуби, уселись на плоскую крышу дома, кое-какие даже на выступ межэтажного перекрытия. Подлетели также дрозды и другая мелочь, но, увы, оказывались в роли лишь наблюдателей и, в сущности, ничем жертве не помогли.
– Бедняжка, ей уже не выкрутиться,- вздыхала стоящая рядом с Арчилом мать, наблюдая за случившимся.
– Но как и чем ей все же можно помочь?- интересовался Арчил.
– Теперь уже ничем,- убежденно отзывалась ему мать.
– Еще нет,- упрямился Арчил.
Тщетные усилия и попытки Арчила и соседей с последнего этажа дома напротив оказались безрезультатными. К несчастью для бедняги, уже в бессилии висевшей головой вниз на пострадавшей ноге, ближайший оконный проем был заложен кирпичной кладкой еще задолго до случившегося, так что близко к жертве никак нельзя было подступиться. Испробовали метод, которым Арчил руководил из своего окна, направляя действия соседки из дома напротив, которая сперва шваброй, а потом неким причудливым орудием из связанных швабры, палки и проволоки пыталась то подцепить бедолагу проволокой, то подсадить ее, приподнять и тем временем высвободить ножку из плена. На это ушел весь оставшйся день и вечер, пока не смерклось, но попытки не принесли ни малейшего результата.
Птица чувствовала, что ей стараются пособить. Всякий раз, когда ее концом палки приподнимали вверх, она с оглушительным писком упиралась свободной ногой в край панели, подолгу удерживалась в такой позиции, а когда палку убирали, вновь повисала вниз головою.
– Жалко птичку, да еще и всю ночь от нее не будет покоя,- предполагал и сокрушался Арчил.
Последнюю попытку сделал он сам, обежав жильцов нижних этажей обоих домов. Одна из соседок заявила, что не пустит своего, что и говорить, ловкого и проворного мужа на крышу, потому что, хоть стрижа очень жаль, но муж ей дороже.
Стар и млад, в знак бессилия, разводили руками.
– Господи,-взмолился в душе Арчил,- не дай ей погибнуть, ведь и она твое создание.
В конце концов все смирились с неизбежным, и птицы, и люди, и разошлись по домам.
Всю ночь напролет несчастная жертва провисела на ножке вниз головой, не издав при этом ни звука.
И всю ночь Арчилу мешала спать нагноившаяся ранка на пальце левой ноги, пульсировала, ныла и нарывала.
– Не дай Бог, чтоб пришлось идти к хирургу,- с ужасом думал Арчил, – а потом еще на лазер для высушки гноя.