Рассказы
Шрифт:
Мальчишке скучно было тащиться за мной и молчать. Между прочим он рассказал мне, что очень обрадовался, когда война началась, и еще больше, когда она затянулась, когда в наш довольно тихий и спокойный город стали прибывать эвакуированные из обеих столиц театры, студии и предприятия, и можно было увидеть вживую знаменитых актеров и ученых. Собственно говоря, и я прибыл сюда с эвакуированными, но уже привык говорить о городе "наш".
Он лежал. Чисто вымытый, кроткий. Беззащитный, как младенец.
Питательные вещества вводили в его организм через капельницу. Он не сопротивлялся. Он лежал безвольно. Смотрел живыми глазами, отвечал на вопросы.
Разумеется, он бы умер, если бы не я. Если бы я тогда не вызвал немедленно "скорую". Я уже по письму понял, что сам он ничего есть не будет. Для него теперь поглощение, пожирание, уничтожение – невыносимы. Во всяком случае, сам, своей волей, он участвовать во всем этом круговороте не собирался.
Мы привезли его в пятую горбольницу. Я поговорил с главврачом.
Объяснил ситуацию, как я ее понимаю. Он немедленно позвонил коменданту. Не уверен, что врач всерьез бы отнесся к моим словам, если бы своими глазами не видел меня сыщиком, проникающим в самую душу человека, капитаном космического корабля, нашедшим общий язык с инопланетным разумом, солдатом, ценой своей жизни… Мне всегда доставались благородные роли. Не раз я спасал мир. И теперь я порождал соответствующие ожидания. Я и сам был во власти иллюзии.
Мои герои, высокие красавцы, стояли плечом к плечу, я не видел себя за их плотной шеренгой.
Как бы то ни было, главврач позвонил коменданту. И вот мы собрались, пять человек: комендант, главврач, главный инженер оборонного предприятия "Космос", начальник управления перевозками и я, пустое место, ноль, так много значащий для этих людей, что они не хотели без меня совещаться и ждали, когда служебная машина доставит меня к ним от моей печки.
Протокол вызвался вести главврач. Сказал, что лучше соображает, когда пишет. Почерк у него отвратительный, тем не менее я доверяю его записям больше, чем собственной памяти. В собственной памяти принято сомневаться. К тому же вспоминающий несет ответственность за свои воспоминания, а человек, предъявляющий документ, снимает с себя всякую ответственность. Он не знает, лжет документ или говорит правду; он вообще не знает, что говорит документ, как понимать его слова. Предъявляющий чист, пока зачем-то не решится документ истолковать.
"КОМЕНДАНТ. Прежде всего: рассказ больного из третьего бокса не подлежит сомнению. К сожалению. Мне удалось связаться с Южным фронтом. Они подтверждают. Происходящее касается и нас, и противника. Неизвестная нам сила, то ли бактерии, то ли еще что-то.
Никто еще не разглядел, что это, никакой прибор не может это зафиксировать. Его присутствие определяется только воздействием, процессом. Уничтожением, проще говоря. Вы спросите, что именно уничтожается? Ребята на юге составили полный реестр. В него вошли: оружие, дома, одежда, посуда, машины самого разного рода. Причем уничтожение происходит то быстро, то медленно. Иногда часами смакуется какой-нибудь старый помоечный башмак. Иногда в одну секунду вездеход растворяется в воздухе.
ИНЖЕНЕР. Вместе с людьми?
КОМЕНДАНТ. Людей в реестре нет. В нем также нет животных, птиц, насекомых, растений, камней. Только то, что произведено человеком.
ИНЖЕНЕР. Не человек, а его производные.
КОМЕНДАНТ. Именно это я и говорю. Излишне повторять то, что я говорю.
ИНЖЕНЕР. Я хотел…
КОМЕНДАНТ. Говорите только по существу, пожалуйста.
НАЧ. ПЕРЕВОЗОК. Почему это происходит именно на юге?
КОМЕНДАНТ. Неизвестно. Но только с наступлением
ИНЖЕНЕР. Впадает в спячку.
КОМЕНДАНТ. Мы собрались не затем, чтобы подыскивать разные слова для одного и того же.
ИНЖЕНЕР. Иногда именно точное слово помогает понять. Определение – определяет…"
Я прерву документ.
На оборотах протокола я нашел сценарий. Видимо, главврач взял листы из архива киноинститута. После пожара архив, уцелевший в каменном подвале, сразу же растащили жители близлежащих домов. В основном на растопку, так что огня он все равно не избежал.
Я прочел сценарий и пожалел, что никогда не сыграю главного героя этой истории, даже если война кончится и все будет хорошо. Никто не позволит сыграть мне вполне отрицательную роль. Мой образ должен остаться незамутненным. Тем не менее я увлекся и вполне представил его себе, себя – им. Вжился.
Сценарий был написан от его лица:
"Я подсел в кафе к одному человеку. Не сразу. Долгое время я наблюдал за ним и за другими людьми. Кто как одет, кто что заказывает. Меня интересовало, как люди разговаривают с официантом, как смотрят на часы. Кому звонят. Как говорят по мобильному. Почему я выбрал именно этого человека? Не потому, что он был одет в светлый костюм. Не потому, что заказал в дорогом кафе лишь чашку кофе. Не потому, что читал "Новости недели". Не потому, что на звонок по мобильному ответил одно: "Благодарю". Этих "не" еще много в перечне.
Мне трудно объяснить собственный выбор. Дело в том, что все "не" можно убрать. И сказать: "Потому, потому, потому". Не что-то по отдельности, а все вместе, в совокупности, плюс что-то еще, неназываемое, позволило мне подойти к его столику и сказать:
"Разрешите?"
Я заказал воду. Он свернул газету. Я поймал его взгляд и сказал:
– Я химик. Физику тоже знаю прилично. Иначе бы не смог сделать то, что сделал. Как мне вообще это пришло в голову? Я шел по центральной улице. Был воскресный день. Проезжую часть перекрыли солдаты внутренних войск. Совсем мальчишки стояли в оцеплении. День был холодный, мглистый, ветреный. Мальчишки дрожали, держась за свои автоматы. Им не разрешали поднять воротники. Торчали голые бедные шеи. Мне было жаль мальчишек. Почему-то я вдруг представил их застывшими в лед. В жестокий мороз не покинувшими свой пост. В моем воображении они превратились в ледяные фигуры с разноцветными ледяными глазами. Вдруг вышло солнце, и лед растаял. Фигуры исчезли без следа. Превратились в лужицы, испарившиеся на солнце. От людей не осталось ничего. И от их одежд, и от их оружия. Все, превратившись в лед, затем растаяло.
Образ этот не покидал меня. Он ждал осуществления. Почти десять лет.
Могу вам сказать, что сегодня я свободен от этого образа. Я запрятал его в стеклянную колбу. Тихо и мирно он лежит в шкафу.
Любой человек, проглотивший хотя бы каплю моей микстуры, превратится в лед. Затем он растает. Без следа. Правда, одежда останется в целости. Так что образ я свой воплотил не до конца.
Я оставил деньги и ушел. Через неделю мне позвонили и назначили встречу. Через месяц люди стали исчезать без следа, много людей, гораздо больше, чем мог представить мой покупатель. Вода, в которую превращались ледяные фигуры, впитывалась в землю, попадала в канализацию, испарялась, проливалась дождем в реки. Люди пили зараженную воду и превращались в лед. Чтобы затем растаять.