Рассказы
Шрифт:
Но увидеть пришлось лицо другое, чужое, изуродованное косыми шрамами.
Актриса едва не погибла в автомобильной катастрофе. Сыгравший Сережу шофер уцелел и пошел добровольцем на войну,
Врач успокаивал молоденькую актрису, говорил, что рубцы хоть отчасти рассосутся, а в кино такой накладывают грим, что и лица не видно.
Мать приехала, звала домой, на Север, в тихий городок. Рассказывала новости. Андрюша тоже ушел на войну и там пропал без вести.
– У всех горе, – успокаивала мать. – Терпи.
Говорила строго:
– Я тебя и такой люблю. И парень найдется, какой полюбит. Вот только бы с войны вернулся.
И она поехала за матерью, как маленькая девочка или как старушка, покорно. И там она доживала свой век, в материнском доме, позабыв, что была актрисой. Будто и памяти лишилась в автокатастрофе, не только лица.
Но люди говорят другое. Говорят, что никуда она из Москвы за матерью не уезжала, что уже под конец войны, когда грохотали салюты Победы, познакомилась
Он взял ее замуж, увез с собой, чтобы тамошние врачи-колдуны совершили чудо.
Актриса лежала в клинике. Моросили унылые английские дожди. Безнадежно.
Ребеночек родился, мальчик. Но она не была ему рада. Ничему не была рада. Все опостылело. Потянуло домой. Пошла в наше посольство, ей вернули гражданство. Сына дипломат не отдал, прятал, пока она не выехала из страны.
Говорят, что она работала в провинциальных театрах. Вернулась в
Москву. Дублировала на студии им. Горького актрис в зарубежных фильмах. Ее голосом говорили в России Джульетта Мазина, Моника
Витти, Анна Маньяни…
К концу жизни помешалась. В полутемной комнате перед зеркалами разыгрывала спектакли, обращалась к своему отражению, как к партнеру, писала для этих своих представлений пьесы.
Но это все – ложь, слухи.