Рассказы
Шрифт:
Схватившись за руки, они быстро пошли. С неба сыпался мелкий дождь. Даль была задёрнута туманом, но чувствовалось, что солнце работает за тучами наверху.
II
По дороге Головастик — так звали одну из подруг за большую, с выпуклыми глазами голову, качавшуюся на тоненьком, как стебелёк, туловище, — не пропускала ни одного городового без того, чтобы не крикнуть со свирепым видом: «Долой полицию!» И когда чопорная Наташа поворачивала к ней красивое лицо и говорила: «Головастик, это вульгарно!» — она вызывающе
— Я не переношу вида этих палачей!
— Погоди, погоди! — широко шагая, говорила Соня. — Скоро их не будет совсем. Народ победит и вместо них устроят милицию.
— Всё равно, женщин не пустят туда! — с сожалением вздохнула Головастик.
— Во-первых, это неизвестно. Может быть, и пустят. Разве мы, женщины, не умеем защищаться? Ого-го-го!..
— У женщин совсем другие задачи, — презрительно заметила Наташа. Она была очень развитая девушка и настоящая социалистка, но вечно задирала нос, ни с чем не желала соглашаться и на всё отвечала: «Старо!» — или: «Неинтересно!» — или: «Вульгарно!» — что всегда сильно возмущало Соню. И теперь, переходя через улицу и шлёпая слишком большой туфлей, Соня сверкнула глазами, хотела разразиться речью, но оказалось поздно. Они были у цели и врезались в густую толпу, которая чёрными волнами заливала переулок, ведущий к университету.
— В чем дело? Что случилось? Отчего все стоят тут?
Через несколько секунд выяснилось невероятное — университет был занят полицией, митинги были закрыты.
Соня была потрясена. Она не могла даже вообразить, чтобы что-нибудь подобное было возможно теперь. Как посмели сделать это? Надо протестовать!
Кипя негодованием, она тащила своих подруг. Крепко сцепившись, они вмешались в толпу, клокочущую, как котелок на огне. Она вся состояла из маленьких кучек, которые, сбившись друг к другу носами, размахивали руками и говорили все разом. То там, то здесь вспыхивали крики: «Долой полицию!» — быстро сливаясь в общий рёв. Потом слышалось: «Надо бороться! Надо дать ответ!» Задавались вопросы: «А что рабочие? Как они?» Ответ был: «Рабочие ещё не пришли. Здесь одна учащаяся молодёжь».
С большим неудовольствием Соня видела, что толпа состояла почти исключительно из учеников и подростков, которые не внушали ей никакого уважения. И что было противнее всего, — в ней так и кишели маленькие мальчики и девочки, которые шныряли, волновались и кричали больше всех.
В одном месте Соня не выдержала и вмешалась в спор.
— Товарищи! — воскликнула она, покрыв своим зычным голосом окружающий шум. — Надо обсудить положение! — и горохом посыпала, что учащаяся молодёжь не может предпринять ничего. Она готова на жертвы, но бессильна. Нужна поддержка всего народа.
Мгновенно выскочил черномазый мальчик, так же звонко крикнул: «Товарищи!..» — и в один миг очутился на плечах таких же мальчишек, как он.
— Во время крестовых походов дети первые двинулись на войну, а уже за ними пошло настоящее войско. Товарищи! — взвизгнул он. — На баррикады!..
— Ура! — подхватила кучка и принялась его качать.
— Негодный выскочка!.. — с негодованием подумала Соня и снова покрыла всё своим голосом:
— Ну,
Но, опять взлетев на плечи, мальчишка кричал: «Товарищи!..» — и все кругом визжали:
— На баррикады! На баррикады!..
— Пойдёмте! Пойдёмте!.. — тащила своих подруг возмущённая Соня. — Здесь просто сумасшедший дом. Я бы высекла их всех!.. — У неё была, впрочем, определённая цель. Она искала Володю. Он был в комитете, он должен был всё знать и, кроме того, она хитрила сама с собой. Его, недоступного и сурового, она тайно и мучительно любила, готовая пасть пред ним на колени, счастливая одним тем, что могла его видеть. И у ней подкосились ноги, когда, толкнув её слегка, Наташа сказала презрительно:
— Вон твой Володя!..
Он стоял в кучке, на тротуаре, и было сразу видно, что здесь настоящий центр. На нём была папаха. Из-под студенческой шинели виднелись высокие сапоги. Один карман был сильно оттопырен: там был револьвер. Он стоял, сдвинув брови и заложив за спину руки. Сурово поздоровался и сейчас же отвернулся к черненькому господину, который вертелся около него, как вьюн.
— Володя, — говорила Соня, робко заглядывая ему в глаза. — Скажите, что же решено предпринять?
Угрюмо взглянув, Володя с жестокой насмешкой ответил:
— Во всяком случае, женщинам было бы лучше идти по домам…
Соня вспыхнула от обиды. Этого она не могла перенести.
— Вы не имеете права так говорить, Володя! Женщины могут сделать всё, что и мужчины! Мы не заслужили такого отношения. Мы всегда шли наравне с вами!..
Но толпа хлынула вдруг назад. Поднялся отчаянный крик и визг. Кругом завертелся водоворот. Над головой Сони фыркнула, скаля зубы, лошадиная морда, и над самым ухом оглушительно хлопнул выстрел. Соня присела, решив, что её убило, но её подхватили под мышки и с гордостью говорили: «Это Володя стрелял!» Толпа не бежала больше, лошадиные морды исчезли. Кругом радостно кричали:
— Удрали! Удрали! Опричники!.. Палачи!..
— Мерзавцы! Убийцы! — надрывалась Головастик, и её шляпка, сбившись на бок, прыгала па прямых, как нитки, волосах. Наташа чопорно поправляла шляпку. Они начали пробиваться чрез ревущую толпу, но на встречу им кинулись люди с пылающими лицами и, махая красными флагами, закричали:
— Товарищи! На баррикады! Пять тысяч рабочих идут сюда!
Точно факелы побежали по толпе, зажигая её, как сухую солому. Всколыхнувшись, она дрогнула, покатилась и загремела:
— На баррикады! Рабочие идут.
Соня не слышала, а видела эти слова. Они сразу зажгли её мозг. Вот оно! Лёгкая, как перо, она плыла высоко над землёй. Огненные люди летели впереди. Пять тысяч рабочих, с суровыми лицами, сомкнутыми рядами шли сзади и их шаги отдавались, как гром.
III
На одной улице толпа остановилась, сперлась и закружилась, как наткнувшаяся на плотину река. Впереди кто-то говорил. Одно за другим слова напряжённо рождались в воздухе. Разобрать их было нельзя. Оттого они казались ещё громаднее.