Рассказы

Яблочков Георгий Алексеевич

— Не суйся! — оборвал его Михайла. — Верно. Еретик он, мельник-то. У него книги по пуду каждая, в четверть толщиной. Из скитов он, беглый. Бог его знает, может, чёрту давно душу продал. Вот мы и не хотим. Барина нам надо. Может, как-нибудь воспрепятствовать можно.

Из барской половины выскочила молоденькая горничная и, приплясывая, пошла по кухне. Работник Яков, вынув изо рта трубку, подождал, пока она поравнялась с ним, и сделал тогда ртом: «Ку-ик!»

— Ой, леший, напугал как! — вздрогнула горничная и крикнула Авдотье: — Авдотья! Пирожки готовы? Барин

завтракать требует.

Авдотья открыла заслонку печи и начала там возиться, а Михайла, просветлев, сказал горничной:

— Сорока, барина бы нам повидать!

— Кому сорока, а тебе Катерина Семёновна, — вздёрнув нос, ответила горничная и, схватив со стены ключ, побежала в погреб.

— Ишь, ты… — укоризненно произнёс Михайла.

— Она у нас гордая, — сказал Яков. — Нас, деревенских, не уважает. Больно, говорит, от вас дух густой.

Все замолчали и поднялись. В кухню поспешно вбежала сама барыня, маленькая, толстенькая, седая, с румяным лицом. Переваливаясь с ноги на ногу, она озабоченно заговорила:

— Авдотьюшка, как пирожки-то? Барин ведь любит поджаристые и румяные. Ну-ка, покажи.

Мужики стояли и кланялись.

— Здравствуй, Михаила. Здравствуй, Григорий. Здравствуй, Елена, — говорила барыня, возясь у печки. — Вам что? По делу пришли?

— Барина нам бы повидать, — чинно ответил Михайла. — Насчёт, вишь, Макара. Обижаемся мы на него.

— Твой Макар, — заговорила Елене барыня, — самый неприятный мужик. Я это тебе всегда говорила. Ты хорошая женщина, а он смутьян. Гордый и непочтительный, смотрит, как волк. Никогда я его не любила…

— Есть хочу! — раздался из комнат зычный крик, и барыня, не договорив, убежала с тарелкой пирожков. Через минуту, приплясывая, пробежала из погреба горничная, держа в руках окорок и масло, а ещё через минуту выскочила опять и крикнула:

— Идите на двор, под окно. Барин велит.

Все вышли на двор, остановились перед окном и сняли шапки. В окне появилась голова барина с большими седыми усами. Его подвезли на кресле к окну. Он спокойно кивнул мужикам и густым голосом проговорил:

— Что скажете?

Во двор вихрем влетела девчонка Настюшка и, задыхаясь от волнения, визгливо крикнула Елене:

— Тётенька Елена! Дядя Макар ехать куда-то собрался. Уж и лошадь запряг.

Елена пустилась со всех ног через двор по перегону к своей избе. Перебегая через улицу, она замедлила шаги, и как раз в это время Макар вывел со двора лошадь, запер ворота и начал шагом спускаться к перевозу. Угрюмо понурившись, он глядел прямо перед собой. Рядом с ним была Варвара. Несмотря на жаркий день, её лицо было закутано в платок, и она сидела, нагнувшись вперёд, как будто у неё нестерпимо болела голова.

С невыносимой тоской Елена провожала глазами удаляющуюся тележку и, когда она скрылась за поворотом, побежала к часовне, откуда был виден перевоз. Не отрываясь, она смотрела вниз, и, точно почувствовав её взгляд, Макар поднял глаза. Он сейчас же сердито отвернул голову в сторону, и Елене захотелось крикнуть диким голосом и, взмахнув руками, кинуться с крутого обрыва вниз.

Не

отрываясь, она следила, как тележка въехала на паром, как медленно поползла на пароме через реку, проехала шагом полосу песка, поднялась на усаженную ивняком дорогу и, быстро покатив, скрылась в лесу. Тогда Елена схватилась и побежала домой. Шатаясь, как пьяная, добралась до крыльца, увидела из окошка валившую из усадьбы гурьбу мужиков, среди которых был теперь и Степан, услышала, как Михайла, покрывая все голоса, кричал: «А коли нельзя, так и сами управу найдём!» — потом, не помня себя, свалилась на лавку и начала голосить.

XVI

Ехали молча, каждый погруженный в своё. Время от времени Макар оглядывался кругом и ударял гнедого вожжой, но тот и без того бежал хорошо. Варвара раскутала голову и тоскливо смотрела на обступивший дорогу лес. Так проехали вёрст пять.

— Должно быть, Алексея скоро настигнем, — тихо промолвил Макар, не поднимая головы. — Не боле, как за час, он до нас вышел. Говорил, присядет где по дороге и подождёт.

— Страшно мне. Макар, — проговорила Варвара, повернув к нему лицо. Макар увидел в её глазах тёмный испуг, который сейчас же отозвался и в нем.

— Чего страшного-то? — притворно бодро сказал он. — Вот погода, скоро всё будет хорошо. Возьмём мы с мельником клад, уедем с тобой и заживём.

— Боюсь я, Макар, — повторила Варвара. — Едем мы неведомо куда.

Макар боялся и сам. С первого же свиданья с мельником он почувствовал к нему непонятный страх. Он поверил, правда, в клад, но ни за что бы за ним не пошёл. Слишком уж непонятно и страшно стало теперь то, что ожидало его там. Но за эти пять дней, что они с Варварой просидели, запершись в избе, Макар окончательно решил. Только клад мог его спасти. И вышло странно: душа Макара точно разделилась пополам. Одна половина верила в мельника и слепо шла вперёд, другая отстала и, заливаясь ужасом, хотела бежать.

И вспомнилось Макару: ещё когда был парнем, пошёл он раз в город, подошёл к мосту через речку с крутыми берегами и видит — разобран мост, и протянулось через речку на сваях одно только бревно. Пошёл он по этому бревну, дошёл до средины, и у него закружилась голова: внизу бежала вода, торчали сваи, валялся деревянный хлам. А повернуть было уже нельзя. И потянуло его тогда сесть и сидеть, ухватившись руками за бревно. Но он пошёл и глядел только вперёд, чувствуя, что под ногами нет ничего.

То же было и сейчас: он шёл точно по бревну высоко надо всем и боялся заглянуть в пропасть, которая сторожила внизу. Но повернуть было нельзя, и смелой половиной души он бодро говорил Варваре:

— Не бойся ничего. Знаю я, что с мельником мы добудем клад. А тогда… заживём мы, Варя, с тобой!..

Через полчаса догнали Алексея. Ещё через час свернули на боковую дорогу: скоро впереди послышался ровный шум воды. У Варвары затрепетало, как птица, сердце: ей хотелось бы, чтобы этот путь не кончался никогда. Но уже потянуло свежестью, расступились деревья, замелькали строения, и они въехали на мельничный двор.