Рассказы
Шрифт:
— Столько в мешок кладете?
— Столько, — отвечают.
Вытряхнул мох из мешка, на бревне ближайшем хорошим слоем разложил:
— Слой правильный?
— Правильный, — уже неуверенно отвечают, догадываются.
Я бревно, покрытое мхом, рулеткой измерил:
— Одного мешка на пять метров хватает, правильно?
— Неправильно, — встрял Дима. — Слой толще!
Понял уже, куда клоню, молодец!
— Ну как же толще, сами говорили — правильный. Теперь периметр делим на пять метров и умножаем на количество мешков. Получается пятьдесят, а никак не сто.
— Неправильно, неправильно! — кричат.
А чего кричать, когда все на ладони. Я Вадику деньги отдал и уехал. А они обиду затаили —
И все–таки мы сделали это. С руганью, с хитростями, с хохотками, но к концу сентября баня у меня была под крышей, и заканчивали сруб дома. Красоты все было неимоверной. На природную прелесть встало творение людское. Особенно дом был хорош — ярко–желтые бревна возвышались ровными рядами, коричневый мох свисал из пазов медвежьей шерстью — дом даже издали излучал тепло. Над всем этим синело сентябрьское небо, по которому потянулись уже на юг косяки гусей. Некоторые из них снижались и долго кружились над моей поляной, но, завидев людей, снова набирали высоту и стремительно уносились прочь. Во всем этом была какая–то неземная, до слез в глазах, печаль. И радость в этом тоже была высокая.
Баня вышла на славу. Нужно было использовать весь отцовский лес, поэтому размеры получились внушительные — сорок восемь квадратов сама баня, да сорок восемь — веранда при ней, да крыша ломаная финская над всей площадью — считай, девяносто шесть квадратов — второй этаж.
Дом тоже был немаленький — семьдесят два метра первый этаж, семьдесят два — второй. Да веранду я в будущем хотел четыре на девять пристроить. Конечно, хлопотно самому строить. Но стоит прикинуть затраты да площади, а потом подумать про нынешнюю стоимость городских квартир — многие вопросы тут же отпадают.
Парни между тем заканчивали сруб. Делали неплохо, нагелей достаточно вставляли, углы аккуратно вели, даром что молодые. Один только угол скривили, потом опять вровень выводили — не очень хорошо он получился. Ну и душу, конечно, всю вымотали разговорами о дополнительных работах — и не бревна, а баобабы попались, и сучковатые, сбежистые, нужно бы добавить. Я отмалчивался, вовремя платил по договоренности, ждал окончания работ.
Наконец последний день наступил. Договаривались в обед принимать работу, потом расплачиваться. Но когда мы с отцом приехали в деревню, парней уже не было — быстро собрались и уехали в город. Предварительно навели красоту — ровно отпилили торцы бревен по углам — и те засияли свежей желтизной. Выпилили дверные и оконные проемы (отец ругнулся — десять раз просили их не делать этого — сруб лучше садится без проемов, а если уж делают проемы — по бокам шипы вставляют, чтоб не расперло концы бревен). Радостное чувство мое потихоньку сменилось удивлением, недоумением, а затем и отчаяньем. Я залез внутрь сруба, встал на половую балку и легко дотянулся рукой до потолочной. Схватил рулетку — высота была всего два метра с небольшим. А усадка — минус десять–двадцать сантиметров. А полы–потолки — еще минус двадцать. В итоге высота комнат получалась бы метр восемьдесят максимум. Хваленые парни под конец заторопились. Или ошиблись. Или отомстили за все свои обиды напоследок.
Окончательный расчет был назначен на вечер. Собрались все четверо, потом приехал улыбающийся Вадим. Все предвкушали зарплату. Я оставался должен еще треть от суммы.
— Вадик, скажи мне как строитель строителю — сколько должна быть высота от пола до потолка? — отец не стал ходить окольными путями.
— Два десять — два двадцать, — Вадим благожелательно лучился добротой.
— А сколько тогда высота от половых балок до потолочных с учетом усадки, полов и потолков?
— Два пятьдесят — два семьдесят, — цифры чеканились наизусть.
— Тогда объясни, почему сейчас в срубе она всего два метра с мизером? И какая в комнатах высота получится? И как это понимать? И куда глаза
— Неправильно, — закричал любимое слово Дима. — Договаривались тринадцать венцов класть.
— Какие тринадцать? — тут уж я вспомнил про записанные договоренности. — Договаривались, чтоб высоты нормальной был, а сколько венцов уложится — бог знает.
Мы больше не стали спорить и уехали. Я только сказал напоследок, что денег не заплачу, пока не исправят все опять же по уму. И бригада печально выехала обратно. И возилась там еще неделю — разбирала балки и теплый венец, наращивала верхние венцы, собирала обратно. И все это не шло как дополнительные работы.
— Вот город, нагородил огород, — веселились Витя с Толей, а заодно и Власики. — Чем быстрее, тем ловчее.
А я опять думал о русском характере.
VII
И вот — начало октября. И морозно по утрам, не сыро. Сухая выдалась осень, яркая и светлая. И стоят у меня баня под крышей и дом без крыши. А денег нет уже, кончились деньги. И смотреть обидно — лежит шифер, доски лежат, все готово, а работников нет. И платить нечем. И сколько заботы еще, если без крыши — углы укрыть, чтоб не промокли, доски в штабель сложить и тоже от воды спрятать, шифер с глаз долой убрать, не ровен час — найдется отважный желающий. И сруб сам без крыши не сядет как следует. В ней ведь весу несколько тонн, да снегу сверху навалит — тогда дом и выстаивается, доходит. Старики говорили — нужно, чтобы два года так простоял, а потом уж снаружи обивать чем, да внутрянкой заниматься. А так еще год пропадет зря. Отец посмотрел на мои метания, стенания послушал:
— Как–то ты по–барски рассуждаешь. Давай возьмемся, да сами сделаем крышу до снега.
А мне куда, я ни разу в жизни крыш не строил, невозможное дело, нереальное.
Он смеется:
— Не наглядишься потом — так сделаем.
И решился я — не пропадать же трудам. Да и местные меня подначивают, нехорошо, говорят, на зиму сруб без крыши оставлять.
Кому кажется — легко это, пусть сам попробует. Площадь этажа — семьдесят метров, да высота до конька — метров девять. Отец решил — будем обвязку из вершинок делать, тех, что от хлыстов остались. Вершинки — название хорошее, а так это бревна трех–четырехметровые, да толщиной — в ногу носорожью, одному поднять — с большим трудом, еле из приседа встанешь с вершинкой на плече.
Но взялись, заехали, у соседей пожить попросились. Стали делать. Мы с отцом с восьми до шести работаем, мама еду готовит. Иногда брат приезжал помочь, а так вдвоем все.
Не знаю, первый раз в жизни я себя маленьким, глупым да послушным ощущал. Откуда отец все знал, вроде городской житель, хоть и с деревенскими корнями. Он потом, в процессе стройки, рассказал, как с дедом моим первый дом поднимал, после войны сразу. Как дачу строил через пару десятков лет, когда из обрезков помоечных все лепить приходилось. А теперь, говорит, радость строить — все есть, земля, материл, инструмент. Были бы деньги купить, а там — делай в удовольствие.
Вот и стали мы делать. Вершинки корим, на второй этаж веревкой затаскиваем — чуть не надорвемся. Там легче — по месту отпилишь, шипы на торцах сделаешь, в нижних бревнах пазы выберешь — встают колонны, что в храме афиновом. Сначала по углам, сверху длинными бревнами обвязали, потом под них дополнительные опоры подвели. Все на шипах, без гвоздей, тело в тело, как старики делали. Прочно — не расшатаешь. На продольные жилы да на конек пришлось, каюсь, пару молодых сосенок в лесу вырубить. Выбирали долго, таились — как бы не увидел кто. А перед тем как пилить, отец мох у комля отогнул, ладонями ствол обтер. «Извини, ты нам нужен», — говорит. Спилили их, ветки убрали, пеньки землей да мхом прикрыли. Стали к себе тащить — чуть не надорвались. Зато две прожилины хороших да на конек одна.