Рассказы
Шрифт:
— Я не молдаванин, — сразу предупредил он.
У меня нет претензий ни к молдаванам, ни к прочим национальностям. Но все же я удивился: неужели русский? Такой чернявый южный русский. Не похож. Но русские все на себя не похожи.
— Я — гагауз, — разрешил Петя мои сомнения.
— Что это такое? — удивился я.
— Мы — славяне, но мусульмане.
Или:
— Мы — не славяне, но православные.
Или:
— Мы не молдаване и не любим их, — я быстро запутался в сложностях Петиного самоопределения.
— Ладно, получилась бы печка. А национальности любые интересны по–своему. Берешься за печку?
Петя брался. Грамотно разговаривал о ней. Приводил примеры собственных заслуг в печкостроении. Осуждал
Договорились о цене. У родственников его был дом в деревне неподалеку, так что вопрос с жильем решился. Питаться он тоже должен был у них. Все складывалось неплохо. Немного насторожили два высказывания Пети — о том, что в Карелии не умеют использовать такой ценный материал, как дикий камень. И что русский Ваня часто вообще нелепо все делает. Но я пропустил эти слова рано повзрослевшего на собственном вине Пети мимо ушей, списал их на тяжелую жизнь лишенных диких камней гагаузов.
Петя приступил к работе. Он действительно работал очень аккуратно и хорошо. Быстро уяснил конструкцию печи. Нарисовал, правда, ее с трудом, но бывшие милиционеры и не должны хорошо рисовать. Мы вместе ездили по магазинам, по стройбазам и выбирали кирпич. Огнеупорный нашли сразу, красный искали подольше. Я не слишком верю различным рекламщикам и их хитростям. Будь на их месте, я бы хитрил поинтереснее. Поэтому кирпич из известного теперь всей стране города Кондопога отмел сразу — знакомые сказали: не простоит и двух лет. А вот белорусский, чудесный, с гладкой облицовочной поверхностью, полным, без вкраплений и пустот, телом, сразу лег на душу. Сначала я думал, что хватит двух поддонов. Потом — четырех. В итоге на обе печи ушло восемь поддонов его, то есть две грузовые машины. Но тогда я еще не знал этого.
Начал он с фундамента под печь. Старый, полуразвалившийся фундамент в доме был. Петя принялся его восстанавливать.
Приятно было на это смотреть. Каждый новый камешек он аккуратно прилаживал к своему месту, вертел так и эдак, прежде чем посадить на раствор. Сделал по периметру опалубку, сплел из железных прутьев решетку, заложил ее камнями и мастерски залил раствором. Получилась мощная квадратная плита со стороной метр семьдесят восемь — как рост Христа. Во всем этом я увидел радостный знак. Несколько раз мы приезжали с отцом полюбоваться Петиной работой, вместе с ним ужинали, разговаривали о жизни, выпивали. Петя начал класть первые ряды кирпича. И потихоньку замедляться. Стал позже приходить на работу. Уезжать в город на какие–то гагаузские праздники. Отводить глаза при вопросах о сроках. Стал гагаузить не по–простому.
Хорошо, что я помнил урок эриков. Быстро стало понятно, что Петя тоже из них. Или какой–нибудь недалекий, южный родич. Я разгадал его тайну и метод. Показав себя с лучшей стороны, он привязывал к себе клиента узами дружбы и мастерства, тянул время и начинал менять условия. В свою пользу, конечно. Лошадей не меняют на переправе, легче дать им лишнего овса — не был бы Петя гагаузом, по хитрости мог вполне сойти за карела. Но я разгадал его. И стал готовиться. Однажды, в очередной наш приезд, когда я взял с собой маму и жену, чтобы похвастать достижениями, Петя перешел в атаку. Разжалобив до слез женщин рассказами о тяжелой судьбе гагаузского народа, он отвел меня в сторону и зашептал страстно: «Я хочу не двадцать тысяч рублей, а тридцать! И помощника, чтобы мешал глину! И кто–нибудь должен мне готовить горячую еду!».
Хорошо, что я ожидал этого, — удалось не рассмеяться, хотя чудесно было Петино превращение из доброго гагауза в алчного печника. «Хорошо, я подумаю», — ответил ему, а сам принялся искать другого мастера. Невдалеке опять маячила осень.
Мне очень везет на хороших людей. Я часто встречаю их
Так и сейчас, стоило мне немного отойти от гагаузского предательства, как через знакомого доктора узнал о чудесном печнике Валере. Ну и что — лицо его имело следы былых возлияний. Зато он пять лет не пил совсем, и тому были свидетели. А хвалебными рекомендациями можно было оклеить не только печь, но и все стены моего дома.
Договорившись с Валерой, я с большим удовольствием сказал Пете «нет». Пусть простит меня наш общий бог, но трудно иногда сдержаться от радости, когда можно отвергнуть от себя златолюбивого предателя. Петя явно не ожидал такого выверта судьбы и пытался бороться, торгуясь, но «нет» было тверже кирпичей, которые он так и не начал по–настоящему класть.
Петя был вежливо изгнан с деньгами за фундамент, и к труду приступил Валера. Вот есть разница между словами «работа» и «труд». Первая — может быть по–женски коварной и изворотливой. Второй — плотен, честен, элегантен. Валера работал споро и весело. Не требуя помощников, сам месил глину, таскал песок, кирпичи. В каждом движении была отвага — то ли он пробирался с тяжелыми ведрами по узким мосткам, то ли обмазывал изнутри под русской печи, полностью залезши в него. Каждый кирпич он любовно наделял приготовленным раствором — и все без мастерка, руками. Хорошо хоть перчатки резиновые надел. Каждый кирпич ласково укладывал в ряд, предварительно несколько раз примерив, подготовив ему удобное место. Стройным замком быстро росла печь. Желтый кирпич внутри, красный снаружи — она вписывалась в мой дом как нужное слово в хорошую книгу. Работа может быть разной. Труд всегда красив.
Ни одного лишнего вопроса, ни одной претензии, ни капли жалобы не дождался я от Валеры. Закончив возводить красоту, он с достоинством получил деньги, мы крепко пожали друг другу руки.
— Гарантия есть? — не удержался я от вопроса.
— Для тебя — пожизненная, — иного ответа быть не должно. Печник — гордое слово.
Х
Уж если начало везти в жизни — какое–то время это будет продолжаться. Другой вопрос — нужно постоянно быть настороже — скоро может кончиться. Но уж и прыти не терять, пока все идет хорошо. От строевого леса, от тридцати восьми кубов у меня еще оставалось куба четыре. Нужно было срочно его спасать — еще год, и только на дрова. Сентябрь был в самом начале, денег немного оставалось тоже. Я решил пристроить к дому веранду. Пусть у бани одна уже была — но двадцать четыре квадрата будет маловато для игр и забав. У дома во всю его длину да четыре метра в ширину — сорок квадратных — уже серьезно. За два года я приобрел большой навык в организации работ, поэтому прежде всего кинулся опять искать людей. Пара городских бригад опять заломили цену, одна — дачные шабашники — почесали в затылках и отказались. Я поехал к Толе:
— Посоветуй опять — человек нужен хороший. Лучше два.
— Да вон к Ваньке сходи. Он мастер, когда не пьет, а пьет сейчас редко. Вон сарай у меня отгрохал какой.
Сарай действительно, по размерам напоминавший небольшой дом, был аккуратно и грамотно исполнен. И я пошел к Ване.
Собака во дворе грозно облаяла меня, затем замахала хвостом и подошла знакомиться. Я постучался в дверь. Бывают такие мужики, мужичары — называет их один мой друг, которые сразу чем–то располагают к себе. То ли глубокие морщины на улыбчивом, нестаром еще лице, то ли ясные голубые глаза в сочетании с поджарой юношеской фигурой, то ли быстрые, но плавные движения — Ваня мне сразу понравился. И, хорошо в деревне, — можно без длительных предварительных рассуждений говорить о деле.