Расследование мотива
Шрифт:
8
Пришёл Ватунский, сам, без вызова. Он слегка, как говорила секретарша Маша Гвоздикина, «отдубел», но был ещё мрачен и вял.
Рябинин осторожно, словно незнакомый брод, стал прощупывать его настроение.
— Напрасно вы, — устало сказал Ватунский. — Ничего я не скрываю.
У Рябинина иронично дёрнулись губы — сами, но он их сейчас не особенно и сжимал.
— Ничего важного для юридической квалификации, — добавил главный инженер, заметив иронию следователя, и не то
— Мотивы тоже входят в квалификацию преступления, — возразил Рябинин. — В конце концов, квалификация — дело наше, юристов. А вот сказать о мотивах в ваших же интересах. Если жена вас оскорбила, то важно знать, действительно ли это оскорбление или вы его так восприняли. Мотив преступления может быть смягчающим обстоятельством…
— А может и отягчающим, — усмехнулся Ватунский.
Он ещё не был готов для допроса, для настоящего серьёзного разговора, и Рябинин не знал, когда он будет готов и будет ли.
— Я не думаю, Максим Васильевич, что у вас был низменный мотив.
Ватунский молчал. Конечно, это заигрывание было слишком дешёвым, но не клясться же ему, что следователь действительно так думает.
— А вы уверены, — продолжал Рябинин, — что я ничего не знаю?
Ватунский вскинул голову. Рябинин бесстрастно смотрел ему в глаза, ничего не выражая, — может быть, чуть-чуть насмешливо.
— Товарищ следователь, я понимаю вас — работа… Но поймите и меня. Личные, семейные, интимные отношения, или как там они называются, я не хочу трогать. Если вы узнали что-нибудь и без меня…
Он запнулся и опять стал всматриваться в следователя, силясь проникнуть под очки, обегая взглядом щёки и губы. Теперь перед следователем сидел волевой, сильный человек, равный противник, а может быть, и сильней, и сейчас даже наверняка сильней, потому что он знал всё, а Рябинин только часть. Ватунский уже начал бороться.
— Напрасно вы пытаетесь что-то узнать по моему лицу, — улыбнулся Рябинин.
— Почему вы говорите о мотиве преступления? Я ударил, только чтобы ударить. Разве так убивают? Вы верите мне?
В его больших серых глазах Рябинин впервые увидел страх, но страх не животный, а страх остаться непонятым, страх умного перед дураком.
— Верю, — неуверенно сказал Рябинин и дал ему подписать полстранички протокола.
Ватунский подписал лист, кивнул и пошёл к двери.
— И всё-таки вы всё мне расскажете. Сами! — почти весело сказал вдогонку Рябинин.
— Почему же?
— А потому, что вам это нужнее, чем мне.
Главный инженер пожал плечами и вышел. И опять Рябинин ощутил двойственное чувство — доводы разума противоречили симпатии к Ватунскому. Допрос получился бесплодным.
Впрочем, бывает ли бесплодный допрос? Если он ведётся правильно, то всегда будет польза. Только плоды могут появиться потом, а пока приходится пахать под будущий урожай.
9
Максим
Ватунский шёл не спеша. Высокий, в модном плаще, без шляпы, — жёсткие светлые волосы лежали плотно, их даже ветерок не шевелил. Руки глубоко засунуты в карманы, но чувствовалось, что это сильные и несуетливые руки. Сжатые губы и напряжённые щёки делали лицо каменным, его не мог смягчить даже умный взгляд. Если бы сейчас главного инженера видел Рябинин, он бы понял: этот человек никогда не признается в том, в чём решил не признаваться. Но Рябинин его не видел.
У магазина «Табак» Ватунский остановился и зашёл в него. Продавщица, кричавшая на краснолицего мужчину, который всё допытывался, почему в табачном магазине не продают портвейна, сразу посерьёзнела и вежливо повернулась к новому посетителю. Ватунский купил пачку сигарет.
Он прошёл два квартала и свернул на тихую улицу. И шёл по ней, пока не упёрся в тупичок. Но Ватунский прошёл дворами и оказался на другом проспекте — длинном, бесконечном, уходящем в дымку к окраине города. Главного инженера он, видимо, вполне устраивал. Отмахивая квартал за кварталом, он, казалось, хочет что-то сжечь в себе, успокоиться… Но шёл Ватунский не в сторону дома и не в сторону комбината.
У кафе «Мороженое» он замешкался. На это ушла секунда. Он вошёл в прохладное помещение.
— Бокал шампанского, пожалуйста.
Белоснежная мороженщица, словно побелевшая от пломбиров, ловко открыла бутылку и налила прыгающую жидкость в бокал.
— Ещё один, — попросил Ватунский.
Она мельком глянула на него и наполнила второй, явно перелив. Он сел за пустой столик и начал пить большими глотками, слегка морщась. Видимо, прохладная покалывающая жидкость казалась ему безвкусной. Мороженщица поправила белую наколку, неожиданно подошла к нему, улыбнулась и сообщила:
— А я вас видела по телевизору.
Ватунский неестественно замер, словно она его мгновенно заморозила своим пломбиром. Женщина смутилась и добавила:
— Вы главный инженер комбината…
— Да! — очнулся Ватунский, схватил второй бокал, залпом выпил, захлёбываясь вином, и резко встал: — Спасибо.
Он быстро вышел из кафе и опять двинулся мерить асфальт неторопливым шагом. Время перевалило за полдень. Центр города кончился, и пошли коробки новостроек, типовые дома, размеченные большими красными номерами. Ватунский закурил и пошёл ещё медленнее, словно какая-то непосильная мысль не давала ему ходу.