Расследования Арсена Люпена
Шрифт:
Это звучало абсурдно. Парижане тут же вспомнили, что Арсен Люпен никогда никого не убивал, а многие вдобавок заявили, что его имя мог нацарапать на бумажке кто угодно. Однако какое предупреждение для Жана д’Эннери! И каким угрожающим был сам факт упоминания о Люпене! Ему недвусмысленно сообщали:
Прекрати свою игру. Оставь меня в покое. Иначе я тебя выдам, ибо у меня в руках все доказательства того, что под именем д’Эннери скрывается Барнетт, а под именем Барнетта – Люпен.
Более
И так оно и случилось. Под предлогом продолжения следствия о похищении бриллиантов Антуан Фажеро привел к Меламарам Бешу (точно так же, как до этого навязал им Ван Хубена) – и неловкие, скованные манеры бригадира при его встрече с д’Эннери не оставили никаких сомнений: Бешу считал д’Эннери Люпеном! Один только Арсен Люпен был способен на трюки, которые Барнетт устраивал на глазах у Бешу; один только Арсен Люпен мог обвести Бешу вокруг пальца; отсюда вывод: Бешу должен был без промедления, с санкции начальства префектуры, подготовить арест Жана д’Эннери.
Ситуация, таким образом, с каждым днем усложнялась.
Фажеро, которого, судя по всему, смутило и озаботило убийство на Марсовом Поле, держался по обыкновению спокойно, однако – вольно или невольно – обращался с Жаном д’Эннери слишком развязно. Чувствовалось, что он торжествует, как человек, которому достаточно шевельнуть пальцем, чтобы одержать победу.
В субботу, за несколько дней до подписания договора о продаже особняка, он без обиняков спросил д’Эннери:
– Ну-с и что вы думаете обо всем этом?
– О чем «этом»?
– Ну, об этом очередном фокусе Люпена?
– О, я отношусь к гипотезе об его участии довольно скептически.
– Но против него имеются неопровержимые улики; похоже, за ним уже идет усиленная слежка и его арест – вопрос нескольких часов.
– Трудно ручаться. Это довольно скользкий тип.
– Ну, скользкий или нескользкий, однако на сей раз ему не выпутаться.
– Уверяю вас, я нисколько за него не тревожусь.
– Заметьте: я тоже. Я говорю как сторонний зритель. На его месте…
– На его месте?..
– Я сбежал бы за границу.
– Это не в духе Арсена Люпена.
– Ну, тогда я пошел бы на сделку.
Д’Эннери удивился:
– С кем? И по поводу чего?
– С обладателем бриллиантов.
– Ей-богу, – со смехом воскликнул д’Эннери, – с учетом того, что известно об этом Люпене, я сказал бы, что условия такой сделки нетрудно предугадать.
– А именно?
– «Всё – для меня. И ничего – для других».
Фажеро вздрогнул, заподозрив в его словах некий намек:
– Вот как? Что вы хотите этим сказать?
– Я просто назвал условие, типичное для Люпена, с его-то привычками. Люпену – всё, остальным – ничего.
Фажеро в свой черед весело рассмеялся; при этом его лицо было таким безмятежным, что д’Эннери всерьез разозлился. Ничто не было ему так
– Не будем тратить лишних слов, объяснимся коротко. Трех или четырех фраз нам вполне хватит. Я люблю Арлетт. Вы тоже. Если вы будете настаивать на свадьбе, я вас уничтожу.
Антуан был поражен этим выпадом. Тем не менее он возразил, не теряя самообладания:
– Я тоже люблю Арлетт и женюсь на ней.
– Стало быть, вы не уступите?
– Не уступлю. С какой стати я должен подчиняться приказам, которые вы не имеете никакого права мне отдавать?!
– Прекрасно. Тогда назначим день нашей встречи. Подписание контракта должно состояться в ближайшую среду, не так ли?
– Да, ближе к вечеру, в половине седьмого.
– Я буду там присутствовать.
– На каком основании?
– Граф де Меламар и его сестра уезжают на следующий день. Мне хочется попрощаться с ними.
– Вы наверняка будете желанным гостем.
– Так значит, до среды?
– До среды.
После этой стычки д’Эннери не стал терять времени даром. В его pаспоряжении было всего четыре дня, и он твердо решил любой ценой избегнуть риска. А потому попросту исчез. Его никто и нигде не видел. Двое инспекторов Сюртэ дежурили под его окнами. Двое других следили за домом Арлетт Мазаль. Еще одна пара караулила у дома Регины Обри. И это не считая тех, кто поджидал его на улице, куда выходил сад Меламаров. Но Жан д’Эннери был неуловим.
На самом деле все эти четыре дня он либо укрывался в одном из своих надежно обустроенных убежищ, которыми владел в Париже, либо же, преобразив свою внешность – так ловко, как умел только он один, – лихорадочно готовился к финальному сражению, сосредоточив все свое внимание на последних, еще не разгаданных деталях и действуя сообразно с результатом своих изысканий. Никогда еще он так ясно не сознавал необходимость быть готовым к схватке с противником: следовало предусмотреть любые, даже наихудшие, случайности.
Две ночные вылазки позволили Жану раздобыть некоторые недостающие сведения. Теперь его острый ум отлично различал все подробности и всю психологическую подоплеку этого дела. Он разузнал то, что являлось истинной тайной рода Меламаров, – графу и графине была известна лишь внешняя канва этой давней истории. Он разведал загадочную причину, которая вдохновляла недругов графа и его сестры. А главное, теперь он ясно видел роль, что сыграл во всем этом Антуан Фажеро.
– Готово дело! – воскликнул он, проснувшись в среду утром. – Но мне необходимо узнать, не говорит ли мой противник то же самое и не рискую ли я столкнуться с опасными препятствиями, о которых пока не подозреваю. Ладно, будь что будет!