Расследователь. Предложение крымского премьера
Шрифт:
Соболеву было сорок лет, он имел за плечами огромный жизненный, хозяйственный, военный и политический опыт. Это был очень жестокий опыт. Два с половиной года назад он взвалил на себя непомерно тяжелую ношу под названием "Крым". Жена тогда спросила: "Тебе это надо, Сережа?" Они сидели вечером дома, в кухне, пили чай с айвовым вареньем. Уютно светила лампа, по углам кухни лежал полумрак... Валентина смотрела в лицо мужа и спрашивала:
– Тебе это надо, Сережа?
– Надо, - ответил он после паузы.
– Мне, Валя, это надо... Думаешь, не справлюсь?
– Справишься, - сказала она.
– Ты - справишься. А я тебе
"Вольво" выскочила на Киевскую трассу и помчалась в Пулково. Снег над крышей вспыхивал, окрашивался в синий цвет от "мигалки". Что-то бодро говорил Филатов, что-то отвечала ему жена. Машины свернули направо, к Пулково... Впереди заблестели под низким ноябрьским солнцем пять стеклянных "башен" аэропорта. Искрился в поле снег.
– По-моему, мы опаздываем, - сказал, глядя на часы, Соболев.
– Без вас самолет не взлетит, Сергей Василич, - с холуйской интонацией в голосе произнес Филатов.
– Благодарю, - нейтрально произнес крымский премьер.
Неожиданно для себя он вспомнил то время, когда самолеты улетали без него... Это было в Афганистане, в невероятно тяжелом для Советской Армии 84-м. "Ограниченный контингент" нес тогда тяжелые потери, но для Соболева афганская эпопея подошла к концу - он возвращался в Союз. Судьба была к нему благосклонна - она провела сержанта Соболева по Панджерскому ущелью почти невредимым. Однажды автоматная очередь обожгла ему бровь и "причесала" волосы. В другой раз пуля сбила с него панаму. Смерть была рядом... совсем рядом. Но судьба хранила его - Соболев отделался контузией. Позже эта контузия даст о себе знать, напомнит бессонницей и головными болями. Но тогда, в сентябре 1984 года, он считал, что ему повезло: руки-ноги целы и он возвращается домой. В шесть утра, когда солнце только-только вставало над горами, он сидел на краю вертолетной площадки. В кармане лежало направление в Ташкентское общевойсковое командное училище, куда направляли отслуживших в Афгане сержантов с высшим образованием. Соболев ждал "вертушку", которая подкинет в Баграм... "Вертушки" приходили и уходили, они забирали убитых, раненых и больных гепатитом. Для живых и здоровых места все не находилось. Сергей Соболев и сержант-артиллерист из Сумской области, тоже направленный в училище, бросались к каждому вертолету... их не брали. Они боялись сбегать в столовую. Все казалось: вот мы отойдем на минутку и тут вдруг прилетит "стрекоза", в гулком брюхе которой найдется место для нас... Они простояли весь день в пыли, забивающейся в рот, в нос, в волосы, и надеялись на чудо. Чуда не произошло - в шесть вечера последний вертолет тяжело взмыл вверх и ушел на Баграм. Пилот сказал: "Не могу вас взять, ребята. Некуда! Может, следующий борт... Но это уже завтра. Сегодня борта не будет..."
От тоски хотелось завыть или разбить кому-нибудь морду. Но те, кому стоило бы разбить морду, были очень далеко и высоко... "Вертушка" ушла. Два сержанта стояли и смотрели ей вслед. Это была почти катастрофа.
И вот, когда они уже собирались возвращаться в казарму, над горами появилась черная точка. Точка росла, приближалась, приобретала контуры вертолета. Снова вспыхнула надежда...
– Не, - сказал усталый "летун", - не возьму. Некуда. Мне еще раненых с двух точек снимать... Не возьму. Может, следующий борт.
Вяло, медленно крутились лопасти...
– Может, следующий борт, - повторил вертолетчик, потом посмотрел
Старлей помолчал несколько секунд, потом спросил:
– Убитых-раненых будешь грузить?
– Я хоть черта буду грузить, - ответил Сергей.
– Полетели...
Они собирали раненых по горам... Садилось солнце. В гулкий, наполненный воем и грохотом грузовой отсек Соболев и напарник-артеллерист грузили носилки с ранеными. Он запомнил это на всю жизнь... На одной из точек подобрали парня сапера. Он подорвался на мине вместе со своей овчаркой. Взрывом ему выбило глаза, собаке оторвало ухо. Голова сапера была забинтована почти целиком. Только бескровные губы все шептали что-то в изувеченное ухо собаки. Пес не слышал хозяина, тот пытался повернуть его голову другой стороной, но в тесноте отсека это было очень трудно... Пес иногда скулил, и глаза его выражали человеческую тоску.
В Баграме они опоздали на транспортный борт. Виноват в этом был пьяный прапорщик, отвечающий за посадку... Он все перепутал по пьяни, а потом орал: "Вы что - охренели? Самолет вас ждать не будет!.." А "ИЛ-76" уже начал свой разбег по полосе, и Соболев в отчаянии выбежал на бетонку авиабазы, преграждая путь огромной махине. Пилот что-то кричал и показывал кулак за стеклом кабины... тот "ИЛ" ушел в Ташкент без него. Прапору-крысе тыловой - разбили морду, но это ничего не изменило.
– ...Без вас самолет не взлетит, Сергей Васильевич, - сказал Филатов.
Соболев произнес:
– Благодарю.
– Сергей Васильевич, - сказал Филатов. Он как-то упорно не замечал, что Соболев занят своими мыслями.
– Сергей Васильевич, как вам наш Обнорский?
– Ваш Обнорский? Нормальный мужик ваш Обнорский.
– Нормальный-то он нормальный, но... несколько... э.-э... неуправляемый.
– Неуправляемый, - механически повторил Соболев, - неуправляемый...
– Совершенно. Проблем создает море - не очень умеет считаться с... э-э... реалиями. Точнее - не любит.
Минуя здание аэропорта, две "вольво" выскочили на летное поле и поехали к серебристой сигаре "боинга" вдали.
– Пожалуй, это тот человек, который мне нужен, - прошептал Соболев.
* * *
В кабинете Обнорского зазвенел телефон. Телефон был "прямой", звонок шел, минуя секретаршу. Этот номер Андрей сообщал не всем. Обнорский снял трубку.
– Андрей Викторович, - пророкотал в трубке голос крымского премьера. Соболев беспокоит... Не забыли еще?
– Я, конечно, старый склеротик. Да еще и контуженный, но вас, Сергей Васильевич, помню... Вы опоздали на самолет?
– Если бы! К сожалению, не опоздал. Лечу, - вроде бы весело ответил Соболев, но Андрей понял, что разговор предстоит серьезный. На его столе все еще лежали две черные папки с "делом Горделадзе". Обнорский машинально положил на одну из них руку... И вдруг вспомнил сон, в котором капитан Кукаринцев играл на бандуре "Реве и стогне Днипр широкий".
– Лечу, Андрей Викторович, лечу. А жаль... Не договорили мы с вами.
– Про "дело Горделадзе"?
– спросил Обнорский.
– Именно про "дело Горделадзе"...