Расстояние в один вечер
Шрифт:
— А кто они такие, Витязи, бабушка? Воины?
— Не только воины, а все те, кто в равной мере заботится о каждом человеке, включая души, обретшие в нынешнем своем воплощении тела животных, птиц и. растений. Витязь и должен беспокоиться, чтобы никто не был голоден, чтобы каждый имел кров, крышу над головой, чтобы никого не обижали, не притесняли или, Боже упаси, не убили! Наши русские Витязи всегда отстаивали свободу и справедливость, да мало их осталось, оттого и почернело вокруг.
— Где же они сейчас? Почему не вмешаются во власть,
— Непростые вопросы ты задаешь, девонька, — разогнулась баба Марья, — и непростые ответы на них требуются. Витязи еще не перевелись окончательно на нашей земле, но их мало, и учителей их, волхвов, почти не осталось. Я на своем веку с двоими встречалась, теперь вот один он остался в здешних краях, да и тот связан по рукам и ногам.
— Как связан? — округлила глаза Владислава.
— Это я иносказательно. Здесь он живет, возле Ильмеры, в деревне Парфино, а сделать ничего не может, опереться ему не на кого. Вот разве твой суженый поможет?
— Он разве Витязь?
— Он пока только хороший воин, но может стать и Витязем, если учиться станет. Дед Евстигней поможет, ты тож, да и я, ежели успею. А там, глядишь, и другие Витязи услышат, прискачут на помощь. Да, вспомнила. — Баба Марья ловко высыпала ведро картошки в мешок. — Предупредить надо деда Евстигнея: задумали недруги обитель его испоганить, дом заколдовать и священные книги украсть. Пошли к нему своего Огнеглазого.
Владислава недоверчиво посмотрела на старушку, на ее легкие сухие руки, сноровисто подбиравшие клубни картофеля. Речь шла о ее волке.
— Огнеглазый же не умеет разговаривать…
— А ты нашепчи ему в ухо, что я тебе сказала, дед сам разберется, как с волком-то побеседовать.
— Хорошо, нынче же пошлю.
— И суженому своему скажи: есть подземный ход к храму со стороны Боровского болота, у старого кладбища, ему тыща лет, почитай, исполнилось. А храм в воде озера отражается. Сам-то он так простому глазу не виден, под колдовским колпаком спрятан, а в воде отражается, увидеть можно.
— Почему же я его не видела? Все озера кругом исходила, везде с Огнеглазым была…
— Это озеро ты не знаешь, оно от Стрекавина Носа на восток начинается, через протоку от Нильского. Но протока та заклята, да и охраняется, а вот о подземном ходе мало кто знает, может, хха и не сторожат его уже.
— Кто-кто?
— Хранители храма, главная жрица их называет коротко — хха.
— Откуда ты все это знаешь, бабушка?
— Я тоже когда-то послушницей была. — Старушка усмехнулась, поднимая на девушку ясный взгляд. — Да убежала. Спрятали меня добрые люди, другое имя дали, обличье поменяли… — Баба Марья мелко засмеялась, заметив, как широко раскрываются глаза Владиславы.
— Так все и было, давно только, лет сто назад.
— Сто лет?! Ой-ой-ой!.. Никогда б не поверила… прости, бабушка.
— Ничего, я и сама уже не верю.
— И как
— Радой меня звали, дочка, только не говори об этом никому. Кто мое имя узнает, тот враз может жизни лишить.
Что-то прошумело в кустах малины у соседей. На ветку яблони тяжело взобрался черный ворон, клюнул яблоко, посмотрел на замерших женщин и взлетел. Хриплое его карканье донеслось с неба, и все стихло.
— Иди-ка ты домой, милая, — заторопилась баба Марья, покопалась под фуфаечкой на груди, достала что-то и протянула Владиславе. — Держи вот оберег, он тебя оборонит от зла всяческого, не даст темным силам в душу твою проникнуть.
На ладошке ведуньи лежал тускло блеснувший золотой кружок с выбитой на нем девятилучевой звездой.
— Это амулет Духа Святого, — добавила баба Марья, — символ чистоты и непорочности. Береги его, никому не показывай, в руки не давай и всюду с собой носи. Мне его еще моя бабушка дала, а ей — ее.
— Спасибо, — прошептала Владислава, бережно принимая тяжелый и холодный, но затем вдруг ставший теплым и легким, шелковистым на ощупь, оберег. Перевела удивленный взгляд на старушку. — Он… стал…
— Он тебя принял, — улыбнулась баба Марья. — Понравилась ты ему. А теперь беги. Бог даст, вечером свидимся.
Владислава бросилась бежать, длинноногая, легкая и стремительная, как лань, и внезапно вернулась, смущенная, с румянцем во всю щеку.
— Бабушка, только не смейся… что такое любовь?
Баба Марья без удивления, но с веселыми искрами в глазах, посмотрела на девушку, прочла в ее душе затаенное желание быть счастливой, узнать жизнь, и покачала головой.
— Любо-овь, говоришь, девонька? О, это душой надо почувствовать и загореться, и ничего потом не бояться. Любовь на земле нашей всегда только попытка полета, всегда только взмах крыльев. — Голос ведуньи на мгновение пресекся, стал грустным. — Любовь, Славушка, всегда голос будущего в настоящем. А еще это слияние с природой, ожидание счастья, исполнение неведомых никому предначертаний Прави. Любовь, милая моя, глубоко мистическое чувство, и подвластно оно не каждому смертному.
— Значит, я люблю… — выдохнула Владислава, вспыхнула от какого-то внутреннего порыва и убежала.
Старая ведунья осталась стоять в огороде, опираясь обеими руками на лопату, и лицо у нее стало старым и несчастным.
— Беги, беги, звезда моя, — проговорила она едва слышно, — беги навстречу своему счастью, не выпускай его из рук, может быть, ты сумеешь его удержать…
СТРЕКАВИН НОС
Вопреки опасениям Ильи высадились они на южном мысу острова Войцы нормально, без каких-либо конфликтов и эксцессов. Да и до острова добрались быстро, на веслах преодолев расстояние в четыре с лишним километра от точки, где заглохли моторы, до берега, опередив на полчаса начавшуюся бурю.