Расстрелять перед строем…
Шрифт:
Следовательно, вопреки создавшейся обстановке, требовавшей перехода к обороне, для чего сил было достаточно, велось наступление, приведшее, на мой взгляд, к излишним потерям. Командование фронта и армией, в свою очередь, не внесло встречных предложений, касающихся изменения способа действий. Под воздействием часто повторяющихся упреков в неумении организовать боевые действия оно вновь пыталось прорвать оборону. В книге “Суровые годы” бывший начальник штаба фронта Маршал Советского Союза С.С. Бирюзов о тех боях написал: “Анализируя теперь эти неудачные для нас бои, можно
Он, правда, не указал, что, во-первых, фронт и не располагал достаточными силами, а во-вторых, что это делалось по неоднократным требованиям Ставки ВГК.
Недостаточность сил являлась главной, но не единственной причиной неудач. Имелись крупные ошибки в подготовке и в ведении наступления. Необходимость без задержки переходить в наступление нами воспринималась как должное, но поспешность в подготовке к нему удивляла. Тогда мы это относили за счет командования армии, но, как следует из изложенного выше, в этом было повинно не только оно.
По вине прежде всего командования армии огневое поражение противника организовывалось не лучшим образом. Артиллерия излишне сосредотачивалась в руках командования армии, ею не усиливались бригады. А механизированные и танковые корпуса, понеся потери при прорыве, были неспособны развить успех.
Обидно было встречаться с теми же промахами, что и под Старой Руссой, спустя год, в течение которого кадрами был получен огромный опыт в крупнейших операциях.
Начало наступления на плацдарм показало бесперспективность лобового удара по нему, возложенного на четвертый Украинский фронт. Целесообразность переноса главного удара на левое крыло третьего Украинского фронта была ясна еще в начале декабря, но Ставка опоздала с ним почти на два месяца, что вызвало дополнительные потери.
Досадно, что в официальной военной исторической литературе бои южнее Никополя освещены еще меньше, чем в районе Демянска. Не осветили должным образом эту страницу войны в своих воспоминаниях и те начальники, которые командовали там войсками. Видимо, в первую очередь это должен был сделать генерал армии Д.Д. Лелюшенко. В 1986 году мне пришлось на эту тему беседовать с Дмитрием Даниловичем.
— Почему вы, Дмитрий Данилович, в своей книге ничтожно мало написали об ожесточенных боях 3-й гвардейской армии на Никопольском плацдарме? — спросил я.
Со свойственной ему категоричностью и безапелляционностью он ответил:
— А кому интересно писать о неудачных боях? Описывая неудачи, я должен был бы сказать, как расплачивался за грехи соседей и начальников повыше.
— Неудачи часто учат больше, чем удачи, что и нужно нашей офицерской молодежи, — упорствовал я.
— Если тебе, Обатуров, нравится копаться в дерьме, то ты и пиши, а я этим заниматься не намерен.
Жаль, что во многих воспоминаниях описания проигранных боев и операций не делаются».
10
Следствие над Андреем Даниловичем Коротковым длилось недолго, хотя, безусловно,
Коротков, безусловно, был слабым командиром дивизии, но в той ситуации и любой другой на его месте вряд ли бы что смог сделать…
Вина комдива заключается прежде всего в растерянности и потере управления частями своей дивизии. Он виноват и в том, что не все сделал заблаговременно для того, чтобы попытаться отразить контрудар противника. Хотя, еще раз повторяю, сделать он мог немного. И все же…
Предполагаю, что накануне наступления командир корпуса пообещал в случае чего выделить ему корпусной противотанковый резерв, а потом подло обманул и подставил…
Безусловно, вина Короткова заключается и в том, что он в состоянии алкогольного опьянения ничего лучшего не придумал, как расстреливать своих солдат и офицеров. Но и здесь надо разбираться по каждому расстрелянному в отдельности.
Могу лишь предположить, что гораздо большая вина лежит на тех, кто стоял выше Короткова: на командире корпуса, на командующем армией, на командующем фронтом. Но они предпочли сделать крайним недавно назначенною на должность командира дивизии полковника. Причем командира дивизии, личный состав которой давно нуждался в отдыхе и пополнении. Который не мог ни наступать, ни обороняться. По всей видимости, такова правда одного фрагмента из истории Вошкой Отечественной войны.
11
Последний раз с Александром Захаровичем Лебединцевым мы встретились поздней осенью 2008 года на проспекте Мира. Он тогда только что вернулся из поездки по родным местам, побывал на могилах родителей, посетил библиотеку, в которой работал до войны.
Мы долго говорили, и почему-то впервые не о войне. Говорят, человек предчувствует свою смерть… Выглядел ветеран в этот серый и мрачный день неважно. Все больше говорил про свои болячки и перечислял все свои диагнозы. У него даже вырвалось:
— Вот съездил на родину и чувствую, что больше там никогда не побываю, видимо, скоро деревянный бушлат примерять.
— Да что вы, Александр Захарович, — возразил я, — живите, не надо туда спешить, ведь вы еще не все сделали.
— Мы не выбираем, нас выбирают, — улыбнувшись, ответил он и как-то легко перешел к другой теме. Теперь мы уже беседовали о книгах военно-исторической тематики. Вспомнили Суворова-Рсзуна. А когда неторопливо возвращались к метро, Александр Захарович вдруг остановился, повернулся ко мне и, необычно странно посмотрев мне в глаза, сказал: