Рассвет для двоих
Шрифт:
— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!
Они выпалили это опять одновременно и снова замерли, а потом Альдо осторожно отвел тугой черный локон с зареванного личика и задумчиво спросил:
— Что ты сказала?
Лу немедленно испугалась.
— Ничего! Это я...
— Повтори, что ты сказала!
— Я... Альдо, я...
Он вдруг встал, отпустив ее, прошелся по комнате, запустил пятерню в растрепанные густые кудри и яростно дернул сам себя за них. Глядя в окно, заговорил тихим и напряженным голосом:
— Я виноват перед тобой,
— Альдо...
— Молчи. Я еще хуже. Я подлец. Мало того, что я из трусости и лени обманываю папу. Я еще и тебя втравил в некрасивую историю.
— Неправда, я сама согласилась...
— Ты согласилась, да, но по-честному! За деньги!
— Замолчи, я слышать про это больше не желаю. Я же...
— А я тебя обманул! То есть я не знал, что я тебя обманул, я не хотел обманывать, честное слово. Так получается. У меня ничего нет, ни пенса, ни цента, ни лиры!
— Альдо...
— Молчи! У меня не осталось даже фирмы. У меня не осталось ничего. И я еще смею лезть к тебе, хотя даже в этом чертовом контракте черным по белому...
Лу прервала его звучным и торжественным голосом.
— Дай мне контракт.
— Что?
– ДАЙ МНЕ КОНТРАКТ. Все экземпляры, пожалуйста.
Все правильно, подумал Альдо с мрачным отчаянием. Надо было не валять дурака, а скорее вербоваться в Иностранный легион. Глядишь, уже пал бы на поле брани...
Он прошествовал к себе в комнату и вернулся, неся контракт на вытянутых ладонях. Протянул его Лу.
С той стороны неплотно закрывшейся двери скорчилась бронзовокудрая дива. Позиция была крайне неудобной, но Вероника не обращала внимания на мелочи, вся обратившись в слух.
Легкая ручка Донателлы Бонавенте довольно увесисто шлепнула Веронику Фабиани по тугой ягодице.
— Разве тебе не говорили в детстве, Ви, что подслушивать нехорошо?
— Я... тут... Я просто...
— Ничего не говори. Ты просто шла мимо и потеряла сережку. Колечко. Ожерелье. Трусы. Сломала оба каблука. Тебя скрутил радикулит. Я все понимаю. Пойдем.
— Я не...
— Ты — да! Ты именно она и есть. Но ты выросла в этом доме, поэтому пойдем по-хорошему. Скоро обед. Пока прогуляемся среди рододендронов.
— Где?!
— Среди рододендронов. Понятия не имею, какие они из себя, но судя по названию — полный отпад. Тебе понравится.
И Донателла железной дланью увлекла за собой Веронику.
Лу вытерла нос и глаза тыльной стороной ладони, откинула назад вороненую гриву волос и совершенно спокойно взяла из рук Альдо все экземпляры контракта. Альдо устало кивнул.
— Все правильно. Синьору Бергоми я позвоню, он тебе подберет хорошего адвоката. В суде ты выиграешь мгновенно, я все подпишу. Не обещаю, что смогу выплатить всю сумму сразу, но приложу все усилия. Джакомо поможет, я думаю. Ты ему нравишься.
Следующие несколько
Шестьдесят четыре помноженные на четыре кусочка брачного контракта разлетелись по ковру. Люси Розалинда Джонс удовлетворенно проводила их взглядом и повернулась к статуе, так недавно бывшей молодым графом Бонавенте.
— Повторяю для тугодумов и графов. Ты — идиот. Я - тебя люблю. На контракт мне — плевать. Поцелуй меня. Сейчас же!
К обеду они не вышли.
К ужину тоже.
11
Свадьба была назначена на воскресенье. Гости потихоньку съезжались в Корильяно. Осталось всего три дня, поэтому Луиза и Анита впали в черную меланхолию, а уж на Лу вообще нельзя было смотреть без слез.
Дело было в том, что после памятного дня, плавно перешедшего в памятный вечер и далее в памятную ночь, Лу Джонс успела побыть на вершине блаженства всего один день. Потом Альдо состроил таинственное лицо, выразительно помотал головой — и укатил в неизвестном направлении. Лу осталась одна — такое ощущение, что одна вообще в целом мире.
Она не могла забыть ни одного мгновения их близости. Странно, подробности этих воспоминаний не вызывали у нее ни смущения, ни легкого румянца. Только счастливую улыбку.
Билл Кросби! Как же ты был прав!
Нельзя рассказать, можно только почувствовать.
Забыть о солнце, бьющем в огромные окна. О незапертой двери. О зареванном лице и покрасневших глазах. О контракте, разбросанном по ковру. О полном замке графов и графинь, об Италии и Англии, о небе и земле, о времени и пространстве.
Шагнуть навстречу испуганному парню, утонуть в синих, как небо, глазах, доверчиво вложить дрожащие пальчики в его широкую теплую ладонь.
И не раздеться, не отдаться, нет, нет! Это в другой жизни и совсем с другими людьми.
Просто стать целой. Настоящей. Наконец-то увидеть, какого цвета розы. Вдохнуть истинный аромат лилий.
Просто перестать выдумывать себе кукольную жизнь и признаться: вот мой мужчина. Я его женщина. А все остальное — это так... Декорация.
Она понятия не имела, все ли она сделала в тот раз правильно, но потом-то она уж точно делала все правильно, все правильнее и правильнее.
Она не чувствовала ни боли, ни неловкости, ни смущения — ничего, кроме умиротворения и огромного, невыносимого, золотого и искрящегося счастья. Счастье заполнило все жилы и вены, вытеснило кровь, превратило ее в шампанское, и Лу Джонс стала вдруг невесомой и прекрасной, как бабочка.