Рассвет для двоих
Шрифт:
— Когда?!
— В тот самый момент, когда стала неплатежеспособной, а именно шесть дней назад.
— Синьор Бергоми, поправьте меня, если я ошибаюсь, но нельзя же стать банкротом, не совершив ни одной сделки! Аренду офиса я оплатил до конца года, сотрудников у меня нет, как вы и сами прекрасно знаете, а сделки...
— Альдо, мой маленький, ты переутомился. Сделка имела место быть аккурат те же шесть дней назад.
— Что?!
В трубке раздался тяжелый вздох.
— Послушай меня, мой мальчик. Шесть дней назад ты позвонил и спросил моего совета в одном щекотливом деле. Я отказался
— Я прекрасно это помню, но...
— Отлично! Память возвращается к тебе, что неудивительно, ты еще молод. Так вот, несколькими минутами позже ты нашел выход, и поверь, я до сих пор в восторге от твоей смекалки. Ты меня нанял в качестве адвоката.
— Ну и?
— Ну и сделка, таким образом, состоялась. Я на тебя работаю, ты мне платишь. Если это не сделка, то я уж и не знаю, как должна выглядеть сделка.
Альдо стиснул трубку, сладострастно представляя, что это шея синьора Бергоми, однако голос его был почти спокоен.
— Вы хотите сказать, что плата за ваши услуги...
— Честно говоря, она для тебя слишком высока, мой мальчик, но ведь ты вырос на моих глазах, я тебя люблю, и потому ограничился чисто символической суммой.
— Это целая ФИРМА!
— Альдо, побойся Бога. Красная цена твоей фирме — сто долларов. У тебя нет ни экспертов, ни сотрудников, ни репутации. Только фамилия твоего отца да твое обаяние. Это очень много, не спорю, но денежный эквивалент — штука прозаическая. Повторяю, я оценил свои услуги весьма и весьма дешево. Раз в двадцать ниже обычной стоимости. Потом сверился с твоими активами и выяснил, что платежеспособным клиентом ты можешь быть только в случае срочной продажи фирмы. Заметь, я не стал озадачивать тебя этим процессом, я все сделал сам.
— И разорили меня.
— Мелодраматично, но неточно. Я бы сказал, спас тебя.
— Очень интересно. От чего же?
Голос синьора Бергоми вдруг стал твердым и очень молодым, а еще суровым и совершенно лишенным ехидства.
— Альдо, я избавил тебя еще от одной губительной иллюзии. Ты отвратительный бизнесмен, надеюсь, ты способен честно это признать. Твоя фирма — всего лишь мираж, позволяющий тебе спрятаться от самого себя. Похвалиться перед девушками, небрежно упомянуть на встрече с друзьями — на это она годилась. В остальном она тебе только мешала.
— Синьор Бергоми, это была МОЯ фирма и МОЯ жизнь...
— Вот именно. И в отличие от фирмы твоя жизнь продолжается. Пора учиться принимать собственные решения, юный Альдо. Пора начинать что-то из себя представлять. А уж если ты все еще считаешь себя несправедливо оскорбленным — скажи-ка, как ты сам планировал со мной расплатиться?
— Ну... я думал... в счет наследства...
— Во-первых, я не работаю в кредит. Во-вторых, не слишком ли ты разошелся? Сколько там причитается твоей барышне? Сто тысяч?
— Она с меня денег не требует...
— Правильно. Ее работа еще только началась, а моя уже заканчивается. Брачный контракт готов и работает, документы на развод готовы, осталось только вписать нужную дату, тайна сохранена. Короче говоря, малыш, дай мне поспать и не забивай себе, голову. Я избавил тебя сразу от двух головных болей - от бессмысленной фирмы и от расчета
— Мессер Бергоми...
— Я действительно люблю тебя, малыш. И желаю тебе удачи. Постарайся с честью выйти из той заварухи, которую ты сам создал. Чао.
— Синьор Бергоми...
– Привет невесте.
Трубка холодно и противно пищала, Альдо тупо смотрел на нее, крутя другой рукой провод.
Лу проснулась рано утром, хотя была уверена, что проспит до обеда. Вчерашний сумасшедший день тесно переплелся в ее сознании с ночными снами, и она пока еще не в состоянии была отделить одно от другого. Общим было только одно — и там, и там присутствовал Альдо.
Она быстро приняла душ и оделась, после недолгого колебания выбрав светлые полотняные брючки и легкую блузку. Сунула ноги в кожаные сандалии, состоящие из нескольких перекрещенных полосок кожи, и отправилась путешествовать по замку.
Бродила по галереям и коридорам она около часа, а потом решительно направилась в сад. Лу не терпелось разглядеть при свете солнца роскошные цветы замка Корильяно.
Сад потрясал своим великолепием. Розы царили повсюду, огромные и мелкие, вьющиеся и кустовые, свешивавшиеся со стен и стелющиеся по земле. Ирисы, левкои и маки, совершенно осенние астры и хризантемы, разноцветные анютины глазки и маргаритки — казалось, природа сошла с ума и разом смешала в этом саду все времена года.
Лу шла по пустынной аллее, упиваясь благоуханным воздухом. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно — так здесь было красиво. Она сама не заметила, в какой момент стала напевать свою любимую песню про прекрасный мир. Конечно, Сачмо Армстронг пел ее в тысячу раз лучше, но девушка очень любила этот благостный и неспешный мотив и теперь с наслаждением распевалась, постепенно прибавляя громкости.
Стало щекотно в носу, и диафрагма раскрылась полностью. Воспев «прекрасный мир», она перешла к «Летнему дню». О, как она любила эти чудные армстронговские блюзы! Теперь Лу пела уже по-настоящему, не мурлыча себе под нос, но в полную силу. Как ни странно, голос не терялся на открытом пространстве, быть может, помогали тугие заросли можжевельника по обеим сторонам дорожки? А потом с той стороны этих зарослей раздался приятный и звучный баритон, весьма удачно включившийся во второй куплет. Лу улыбнулась, и некоторое время они с невидимым партнером пели хором, замечательно дополняя друг друга. Потом наступила пауза, а потом они одновременно зааплодировали. Лу рассмеялась и крикнула:
— Это было замечательно! Только не говорите, что вы — Эхо. Она была нимфой.
— В таком случае я - Пан.
— Покажитесь! Вы кто?
— Не могу не откликнуться на призыв обладательницы столь чарующего голоса. Иду!
Можжевеловые заросли затрещали, всколыхнулись — и из-за них показался высокий, довольно пожилой человек. На вид ему можно было дать лет шестьдесят. Он был широк в плечах, дочерна загорел, глаза у него были ярко-синие, осененные густыми красивыми бровями. Темные вьющиеся волосы были обильно тронуты сединой. Одет человек был в брезентовые брюки и потертую клетчатую рубашку, голову венчала соломенная шляпа с широкими полями. На ногах у него были высокие солдатские ботинки.