Рассвет над морем
Шрифт:
— В самом деле?.. Я вообще удивляюсь этим физикам! До сих пор не могут привести все к какому-нибудь одному знаменателю… Во всяком случае, коньяк не рекомендую. Это румынский, дрянь! Мы прихватили его в Констанце. Пойло для свиней. Впрочем, наши калифорнийские свиньи его, конечно, пить не станут. Пейте, ей-богу, виски!
Риггс внимательно наблюдал за Фредамбером, пока тот пил. Когда Фредамбер покончил с этой процедурой и взял сигарету, Риггс сказал:
— Много о вас слышал, Фредамбер! Мне сказали, что могу положиться на вас, как на каменную гору. О вас вспоминал и сам Вудро.
— Благодарю! — поклонился Фредамбер. — Это мне очень лестно.
— В госдепартаменте, — сказал Риггс, — и в Эф-Би-Ай [33] о вас тоже самого лучшего мнения.
Фредамбер подтянулся и искоса взглянул на рыжую журналистку.
Риггс сказал:
— Все — о’кэй! Я — разведка, Ева — контрразведка. Полный комплект.
Фредамбер почтительно склонил голову.
Риггс, сощурив глаз, смотрел на Фредамбера. Он разглядывал его и оценивал.
— До войны вы получали три тысячи долларов в год?
33
Один из органов разведки США в те годы.
Фредамбер снова склонил голову.
— Со дня объявления войны шесть?
— Абсолютно точно, сэр…
— И с переходом в вооруженные силы, действующие на Востоке, двенадцать?
— Вы хорошо информированы, сэр.
— Я должен иметь точные сведения обо всех своих сотрудниках. Со дня вашего прибытия сюда в составе оккупационной армии и во главе ее вы будете получать двадцать четыре тысячи.
— Очень благодарен, сэр. Весьма тронут.
— Ваш стаж?
— Пятнадцать лет в кадрах французской армии, сэр.
— Я спрашиваю про американскую разведку.
— С сентября тысяча девятьсот третьего года.
Риггс усмехнулся.
— Ваш стаж ровно на пять лет больше моего. Прошу прощения, что вам придется подчиняться младшему стажем.
— На нашей работе это вполне естественно, сэр. Здесь под моим началом генералы и адмиралы.
— Ну, чины русской армии, да и французской тоже, не имеют значения.
Он взял бутылку виски.
— С вашего разрешения, сэр, я воздержусь.
— Тоже французская привычка?
— Нет. У меня еще много дел сегодня. В американских интересах.
Риггс налил себе и выпил.
Затем Риггс откинулся, оперся спиной о другой чемодан, стоявший сзади, и положил ноги на третий.
Фредамбер отложил в сторону свое кепи с галунами полковника французской армии и нашивкой генерального штаба и расстегнул воротник френча.
— У вас тут жарко, сэр. Вы разрешите, мисс?
Рыжая журналистка удивленно подняла брови. Похоже было, что она не привыкла, чтоб перед нею извинялись за непорядки в одежде. Затем она сказала:
— Меня зовут Ева.
— Жарко, — согласился Риггс и закурил новую сигарету. — У вас только что на приеме были дипломаты украинской директории.
Фредамбер удивленно поглядел на него:
— Вам это уже известно?
— Один из них десять минут тому назад докладывал мне — он наш с вами коллега.
Фредамбер пожал плечами.
— Мы не имеем указаний командования поддерживать украинскую директорию.
— Это французская политика? — сердито спросил Риггс.
— Нам здесь не известна еще ни французская, ни английская, ни американская политика в отношении директории… Когда мы ехали сюда, здесь был еще гетман, и вся политика ориентировалась на него. Нас еще не информировали — придерживаться ли той же политики, или будет какая-нибудь новая.
Риггс раздраженно заметил:
— Какая бы ни была новая политика, она во всяком случае будет против большевиков. Раз директория предлагает воевать против большевиков, пускай воюет. Старая ли, новая ли политика — она может быть только одна: каждый, кто воюет против большевиков, нам годится.
— Но, — неуверенно проговорил Фредамбер, — войска директории состоят сейчас в значительной своей части из повстанцев против гетмана. Там ведь не только сечевики и гайдамаки — петлюровская гвардия. Директория старается привлечь к себе и всякую настроенную по-большевистски голь…
Риггс прервал его:
— Любые солдаты и в любом месте могут быть настроены по-большевистски. Но солдатами командуют и отдают им приказы офицеры. А офицерами командуют и распоряжаются правительства.
— Но ведь, — нерешительно сказал Фредамбер, — сам глава их правительства Винниченко в своих выступлениях бросает лозунги чуть ли не большевистские…
Риггс остановил его движением руки:
— Постойте! Винниченко бросает большевистские лозунги?
— Очень схожие, во всяком случае на первый взгляд, с большевистскими. О земле, о советах, правда не рабоче-крестьянских, а «трудовых», из представителей разных партий…
— Постойте, постойте! — нетерпеливо прервал его Риггс. — Меня не интересует программа мистера Винниченко! Но вы сказали, что он оперирует лозунгами, сходными на первый взгляд с большевистскими! На первый взгляд — этого вполне достаточно.
Риггс хлопнул ладонью по чемодану.
— Да ведь, выбрасывая большевистские лозунги, он сбивает с толку большевистски настроенную голытьбу, отрывает ее от настоящих большевиков и привлекает к себе! Слушайте! Да он ловкий парень! Мы прикажем ему побольше швыряться большевистскими лозунгами. Пусть обещает все, что угодно: землю, волю, что там еще… Только — после окончания войны против большевиков. А тогда будет другой разговор! А?
Риггс торжествующе смотрел на Фредамбера.
— Я, кажется, сделал гениальное открытие? А, Ева? Тысяча долларов против одного цента, что Вудро запатентует мое открытие и заплатит мне премиальные! — Риггс весело захохотал. — Президент у нас вообще демократ и любит демократическую фразу. Кроме того, он верный католик. Во Франции, знаете, его принимали как нового Христа-спасителя. Газеты Европы называют его новым мессией! — Риггс совсем развеселился. — Гениальное открытие! Безусловно, это поможет выиграть войну против большевиков, во всяком случае здесь, на Украине, и никак не противоречит традиционной демократической политике США: демократическая платформа и право сильного!