Рассвет над волнами (сборник)
Шрифт:
Вечерело. Опустевшие палубы отливали чернотой. На горизонте, окруженное белесым ореолом, опускалось в море солнце. Ночь все с большей жадностью поглощала окружающее. С наступлением темноты усилился ветер, с подвыванием проносившийся над гребнями волн. Словно по сигналу, небо прорезала длинная молния, осветив все белым светом. От неба до моря и от моря до неба несколько раз прокатился раскатистый стон. По поверхности воды, вспенивая ее, хлестнули крупные холодные капли.
Барк встретил удар ошалелой пляской. Резко качнулся
Время от времени перекрещивающиеся молнии ярко освещали разъярившуюся бездну, и тогда можно было различить конвой, мечущийся среди бурунов и вызывающе продвигавшийся к центру бури. Порывы ветра с дождем остервенело набрасывались на мачты, зеленоватые валы воды перехлестывали через планширь. Апокалиптическая игра волн будто разбудила в барке скрытое стремление к свободе, но металлический трос упрямо тащил его за бушприт в пропасть.
С ведущего буксира Брудан спросил:
— Как вы себя чувствуете?
Профир поспешил ответить:
— Хорошо, — хотя видел, что лицо у Кутяну белое как мел.
Старпом стоически переносил качку. Труднее было перебороть морскую болезнь, и он время от времени выходил из рубки, будто подталкиваемый внутренней пружиной, становился спиной к ветру, и, как ни крепился, ему приходилось платить дань этой нежелательной слабости. Холодные брызги хлестали его по лицу, помогая прийти в себя. Но, справившись с приступом, он не осмеливался поднять глаза на Профира, который, уцепившись руками за край стола, смотрел через заливаемое дождем стекло.
— Каким курсом следуем? — спрашивал командир, и Кутяну, забывая об иголках, впивавшихся в желудок, нагибался над картой и говорил прерывающимся голосом:
— Норд-ост… столько-то градусов.
Кутяну хотелось пойти отдохнуть, голова у него гудела, он все чаще выходил из рулевой рубки. Профир каждый раз спокойно спрашивал его о состоянии корабля. Он спросил также, побеспокоился ли старпом о том, чтобы на палубе были натянуты канаты, за которые могли держаться матросы при передвижении, и о других деталях. Кутяну приходилось сдерживать внутренние позывы и отвечать точно и ясно. Профир не принимал во внимание его болезнь или это только казалось?
В кубрике в неестественных позах лежали несколько матросов, свободные от вахты. Они были не в состоянии двигаться. Но камбуз работал. Люди несли вахту, и их надо было кормить, хотя сама готовка превратилась в мучение: пища выскакивала из закрепленных котлов. И процесс еды требовал неимоверных усилий: во-первых, надо было крепко держать котелок, а во-вторых, при одном виде пищи к горлу подступала тошнота.
Мику,
— Ну, как дела?
— Идут, товарищ боцман, только вот море это… — пробормотал кок, отпустив крепкое ругательство.
Кондря был остер на язык, мало кто выходил с камбуза без его благословения, но поваром он был отменным. Мику обнаружил у него еще одно достоинство — он не страдал морской болезнью. Это была просто находка для экипажа в подобных условиях.
— Еда готова?
— Да.
— Тогда бери кастрюли — и за мной.
Кок посмотрел с удивлением: в своем ли боцман уме? Куда он пойдет с кастрюлей чорбы? Но если он так хочет… Он боцман и знает, что делает.
— И хлеба взять?
— Возьми и пойдем!
Они сложили в мешок нарезанный хлеб, ложки, взяли кастрюлю за ручки с одной и другой стороны и вышли на палубу. Дождь лил сильнее. Чувствуя, как палуба подпрыгивает под ногами, они медленно, осторожно направились к кубрику.
В дверях Мику остановился и повернул выключатель. Свет залил помещение.
— Встать! Что здесь, поликлиника? Палата для беременных?
От громкого голоса боцмана изнуренные люди вздрогнули. Они привыкли к его спокойному тону, и вот именно сейчас, когда силы на пределе, когда доброе слово было бы бальзамом, он вдруг набросился на них. На какое-то мгновение возникло желание не подчиниться ему, но, собрав последние силы, они стали подниматься.
— Чтобы через десять минут здесь была абсолютная чистота!
Спустя десять минут он вернулся вместе с Кондрей. В кубрике было чисто. Матросы и сами не знали, как им удалось привести все в порядок.
— Бачковой, раздать миски! Кондря, разливай чорбу! — приказал боцман.
Каждый зажал между колен миску, стараясь не пролить содержимое. Вначале ели медленно, через силу. Но, почувствовав, что от горячей чорбы становится лучше, начали отхлебывать с жадностью. Мику, сидя на ящике, ел вместе со всеми. Он исподволь наблюдал за матросами и видел их землистые лица с синими кругами под глазами. Опыт старого моряка подсказал ему, что надо заставить людей поесть. Шторм может продлиться долго, и организм, обессиленный голодом и морской болезнью, может ослабеть, а это опасно. Он первым опустил ложку на дно пустой миски:
— Спасибо, Кондря, чорба была что надо!
Кок счастливо улыбнулся, но боцман уже не смотрел на него. Крикнул:
— Все! Вахты по местам, остальные делятся на группы и осматривают корабль из конца в конец. Пройдемся по всем отсекам, проверим, не проступает ли где вода. Ясно?
Он понимал, каким мукам их подвергает, но в таком состоянии оставлять их было нельзя. Матросы, еле таща ноги, хмурые, вышли на палубу. Некоторые, подгоняемые мучительными спазмами в желудке, бросились к бортам, но, вернувшись, направились по местам, указанным боцманом.