Рассвет полночи. Том 1. Херсонида
Шрифт:
232 Рассвет полночи Уже язык их звучный будет Отсель греметь в позднейший мир; Потомок здешний не забудет, Кто жил, - кто строил струны лир. Уже компас, весы и лира Переселятся жить в листах; А сын брегов под тенью мира Живой глас узрит в письменах. Приморски музы\ Открывайте Пред общий взор свои сердца! Оливой с розами венчайте Бессмертья вашего творца! 80. К КОРАБЛЮ 74-ПУШЕЧНОМУ спущенному 1794 года в Херсоне1 Ступай в объятия Фетиды серебристы! Неси меня, - где путь Язону был открыт2, Где солнцевы врата и дом златый стоит; Иль - где Гесперские растут леса тенисты! Пусть снидет Хронов сын от горних стран с громами, Дабы присутствием Минервин труд почтить, И в сердце сопостат меж черными волнами, - Доколь сей труд живет, - ударами твердит, Сколь прозорлив над сим трудов был покровитель, И сколь искусен был и будет сорудитель. 1 Сей корабль строен был под начальством Его Высокопревосходительства)
Часть вторая 233 81. ПЛАЧУЩАЯ НИМФА РЕКИ ГИПАНИСА ПРИ КОНЧИНЕ СЛАВНОГО ВОЖДЯ СИЛ эвксинских Содержание Бугея, нимфа сей реки, видит с берегу разные суда в печальном образе и сетует, дриада набережных вязовых рощей Улъмея застает ее в сем положении и участвует в горести; но тогда морской предсказатель, Нерей, приплывает из Эгейского моря в сию реку, предвещает и утешает. Туманов утренних моря, От силы знойныя паря, В палящей тверди исчезали, Струистым паром задрожали; Вдали синеет томный лес; Поля открыты пламенеют; Одне пещеры там темнеют, Прохладный ниспустя навес. Уже наяды не находят 10 Среди кипящих струй утех; Они иль в бездну глубже сходят Иль удаляются на брег, - На брег крутой, сенолесистый, Где в резвой пляске хор дриад Внимает Пана глас трелистый Иль эха полнозвучный склад. Меж тем как по лесам дриады Вкушают отдых и покой, Зеленочелые наяды 20 Ныряют в глубине речной. Кто, - кто от них там убегает, От дна реки наверх взлетает И бледной дланью выжимает Из тростниковых токи влас!
234 Рассвет полночи Она спешит на брег тенистый, Где куща томну сень дает, - Садится, - кудри рвет волнисты И в алебастрову грудь бьет. Тут слезы нежны истекают Из глаз смарагдовых ея, Жемчужной влагой орошают Прибрежный злак сего ручья. Опершися на пень вязовый, Зрит мрачный вид судов суровый И начинает разговор С собою: «Где ж утех собор? Где делось время прежней славы? Где те кристальные пути, В которых зрели мы забавы?
– Их нет, - их боле не найти. Что ныне сделалось с тобою, Гипанис, томный Борисфен! Я слышу стон лишь под тобою; Я зрю - ты в мрачность облечен. Тритоны в волновой одежде, Как в час веселый было прежде, Уже не трубят в звонкий рог; И сам седой их страждет бог. Все, - все, мне кажется, минется... Ток слез моих с избытком льется; Но глас мой становится нем; О горе - лейся ты ручьями!
– Кому, - кроме меня, - ты чуть? Здесь дриада вязовых древес, по имени Ульмея, подслушивает, подходит к плачущей и вмешивается в ея тоску.
Часть вторая 235 Улъмея Как?
– здесь Бугея\ - ты, любезна!.. Скажи!
– какая участь слезна Тебя крушится нудит тут? Твои зеницы побагрели; Ланиты в пламени горят; Власы зелены поседели; По плечам брошенны лежат; Из желви гребень твой точоный Там кинут - в утлых камышах; Скажи!
– почто вздыханья, стоны Столь часто слышны в сих местах?
– Почто здесь сохнешь от кручины? Откройся, для какой причины, Забывши родину, мой друг, Грустишь одна - и без подруг. Бугея Сама ты ведаешь, Улъмея; Всегда ль лазурь на небесах Яснеет в тишине синея? Всегда ль на облачных краях Жемчуг и золото яснеет? Всегда ль равнина бездн седых Зерцало гладкое имеет? Всегда ли чист кристалл на них? Ты знаешь, что не редко мчится С полуночи бурливый дух; Среди стальных колес стремится И возмущает тихий юг; Он тучные холмы шатает, Он кедры с корнем исторгает; Он Хаос возрождает тут, Где бури воют и бегут,
236 Рассвет полночи На медных рыщут колесницах И сыплют дробный огнь в зарницах, Меж тем как бездны восстают. Увы! участница тоски! Как должных слез не проливать?
– Средь сей вздыхающей реки Вовек утех мне не видать! Ты видишь там кормы крылаты, Покрыты страшной чернотой; То гробы, мнится мне, чреваты Орудиями смерти злой; Ты видишь парусы там бледны; То, мнится, тени пеплоцветны, Надуты яростию туч И гневом реющей полнощи, Отколь бежит далече луч, Что, сквозь туманны мчася рощи, Чрез голые холмы скользит И в тихие страны летит. Нет, - видно, вздохи будут вечны; Знать, - вечно пить струи мне желчны. Не слышишь ли удодов клик И вранов горестный язык, Что там по реям превитают?
– Мне мнится, всякая волна Свершает тамо погребенье, Где в прежни ясны времена Смеялась радость и веселье.
– Ужли кого глотает вал!
– Как?
– Борисфен могилой стал!
– Ульмея!
– вот картина мрачна! Ужасно при гробах мне жить!
– Картина страшна, - смертно-зрачна! Ужасно к ним мне приступить!
Часть вторая 237 Ульмея Жаль, жаль, что лютый рок осилил; Что дом тебе твой опостылел!
– Ужли таков сей будет край?
– Жаль, милая!
– но продолжай! Бугея Я прежде восхищалась зреньем, Как ключ Гипанский шумно
– там мы вод вождя видали; То лавр, то мирт чело на нем Попеременно оттеняли; Я с ним купалась в токе сем...
238 Рассвет полночи Улъмея\ - помнишь бой в лимане; То с дивийми богов был бой В горящем инеев тумане; То в тучах спор был громовой; Тогда сии перунны рощи Не гробы, не призраки нощи Казалися в себе самих, Но славные трофеи их, Которы сильно потрясали Узийский1 холм с седых валов; Суда срацински превращали В гробницы собственных громов; Тогда под гордыми стопами Трофеев скачущих с громами Пылала в дыме глубина, Крутя кроваву пену с дна.
– Ты помнишь, как лимански волны Дотоле слез и крови полны Под игом стропотных врагов, В своих пучинах с стоном выли; Они давно поверх хребтов Ярмы срацинские носили, Но свободится не могли От изуверов сих азийских, Что с тяжестью на них легли, Доколе на судах российских Язоны новы притекли И огнь сквозь воды пронесли. Тогда лишь молнии полночны От сих торжественных судов, Ударили в кормы восточны! Враги от мстительных громов, Дрогнув, - метались, упадали, То же, что очаковский.
Часть вторая 239 Тонули, мчались, исчезали.
– Бич огненный шумел везде; Суда их молния снедала, Тела их глубина глотала; Не знать тиранов сих нигде, И на речных сих берегах Утехи прежни, мир, забава, Краса, свобода, блеск и слава Открылись в радужных лучах; Увы!
– надолго ль быстра радость Меж нимф разлила жизни сладость? Она дотоль могла блистать, Доколе вождь успел дышать; А ныне - как не возрыдаю?
– А ныне я вождя струй сих По прежнему не ощущаю В младых объятиях моих.
– Лик светлый флотовидной рощи По своенравию судьбы Приял печальный образ нощи, Где ужасов живут рабы. Се дебрь влечется средь тумана, Одета в вретище иль креп, Иль в перья зловещуна, врана, Сказующего рок свиреп. Вот - так в Фессалии веселой Однажды несчастливый вран, Имев, как горлица, вид белой Или, как гусь, крыле и стан, За Коронису изгнан, бедный, Из стада белых птиц, став черный, Где ж?
– где ты, милый мой, теперь? К тебе сих вод взывает дщерь!
– Увы!
– любезный мой не внемлет, С кем я резвилась в сих струях!
– Знать, ввек в гробницах сих он дремлет!
240 Рассвет полночи Ах! всё, - всё хладно в сих местах. Там бледны ветрила вздыхают, Что основателя нет их; В них ветры шепчут и вещают, Что прежний вождь отшел от них; Где ж милый мой?
– в гробах глухих!.. Да, - вижу, что сия премена Не случаем была слепым; Да, - здесь судьбина сокровенна Совсем идет путем иным.
– Всемощны жребия закона Ту цель имели, чтоб суда Без их вождя сквозь сиры волны Чернели вретищем всегда; Так, - тщетно по вожде вздыхаю И здесь ищу его я след!
– Могу ль сыскать?
– почто ж рыдаю?
– Далече он, - его здесь нет... Ульмея О бедная моя Бугея\ Конечно, - долг грустить, вдовея; Но ах!
– ты грустью таковой Отъемлет также наш покой. Бугея Да, - да, несчастная Ульмея\ - И ваш, - и ваш не лестен рок.
– Древа, где дух ваш, цепенея, Не движась, спит, как мерзлый ток, Древа сии, объемлясь братски, Жить вкупе чаяли всегда; Но лишь секиры святотатски
Часть вторая 241 Сверкнули, - помнишь ли, когда?
– Зелены братья всколебались; Раздался вой меж их тотчас; Тогда, из их сердец гонимы, Как вихри, существа их шли И были за власа влачимы Сперва на брег, - потом в струи; Лишь счастье то, что все в то время С водными дщерьми посестрясъ Составили едино племя, А их тела, в зыбях носясь, Прияли оборот другой, Но столь же милый и живой; Живой!
– но ах!
– теперь тускнеют? К чему ж толь страшный вид на них? Все наши нимфы не умеют Смыть смерть и гробны пятна их. Ульмея\ коль теперь сменяют На пепельный янтарный цвет, Лилейный в враний претворяют, То пусть и дух иной живет! Пусть довершат!
– Пусть все утехи Плачевный понесут урон! Пусть в вздохи превратятся смехи, Улыбка в плач, а песни в стон! Скажи сие подругам верным! Уверь, что черные суда Идут на вкус пучинам черным! Вран врану милый друг всегда.
– Вот горьких слез моих причина! Помысли!
– льзя ль не плакать мне? Была приятная година; Тогда мы зрели властелина; А ныне - черны веют дни! Нет ведра, - бури лишь одни.