Рассвет в моем сердце
Шрифт:
Яна мало говорила о себе, я тоже не спешил открывать главы своей судьбы. Внутри теплилась надежда, что у нас будет много времени восполнить пробелы в изучении биографий друг друга, да и мои ошибки, свойственные юнцу в большом городе, не понравились бы Яне. Не то чтобы я стыдился прошлого, но давно не ассоциировал себя с тем мальчишкой.
О Яне за вечер я узнал немного: она работала в отделе аналитики рекламного агентства, любила французское кино и черный кофе без сахара, знала английский и французский языки. Про возможные отношения или подруг она умолчала. Я не стал настаивать или давить на нее. Отчего-то был уверен, что у нас будет уйма времени наедине.
– Все равно нарисую тебя, –
Яна вновь смутилась, поблагодарила… и начала протестовать – упрямо, отчаянно. Я рассмеялся, взлохматив свои волосы. Будто я тащил ее в постель! Или это скрытое желание? Намеки? Я был абсолютно сбит с толку.
«Осознанно выбрала одиночество», – сказала она и потеребила шарф. Хмурилась, будто пыталась убедить в словах саму себя. Человеку нужен человек – твердят все, твердит природа. Мы племенные создания, нам нужна стая. Но… лучше ей узнать правду. Честность – хороший фундамент для деловых отношений. И если Яна кокетничает, ей стоит сейчас же прекратить. Моя выдержка не железная, а ее привлекательность глупо отрицать.
– Муза не стоит моего сердца, Яна. Со мной ты в безопасности.
Хрупкие мостики, которые мы выстроили, беседуя несколько часов, вмиг рассыпались. Забавно, на реальном мосту мы обрушили мосты метафоричные. Но не сожгли, верно? Есть шанс. Пусть я, вместо того чтобы разбить лед, сам провалился под воду. Барахтаясь в ее безразличии, я забыл про уважительную дистанцию, подошел, сказал:
– Ко мне вернулось вдохновение, я его не упущу.
– Поздравляю, – хрипло, сбитым дыханием.
Эльфийка… Тело говорит за тебя. В первые минуты, когда ты бросила в меня нож, тело диктовало тебе: «бойся», а в последние минуты, перед тем как я ушел, твое тело закричало: выкручивай на максимум разум, прячься в коконе травм, отрицай, но…
Ты прошла точку невозврата. Ты задела художника. Ты навсегда останешься в его памяти. На его холсте.
– До встречи, Яна.
От темных волос исходил цветочный аромат. Я медленно вдохнул, заполняя легкие до отказа, чтобы вспоминать. Чтобы найти ее по запаху, как собака. Откуда же ты такая взялась, Яна… Словно послана мне судьбой.
Направляясь прочь от моста, я сломал пополам несколько сигарет в попытке обуздать досаду. Мне не нарисовать Яну по памяти. Мне нужно, чтобы она позировала. Мне необходимо, чтобы она открылась.
Рисунок – отражение души, такова моя философия. В коммерции оказалось тяжело творить. Заказчики просили: «Нарисуйте как тот известный художник», «Вот фотография, добейтесь стопроцентного сходства». Тайно я мечтал о своей выставке, где никто бы не диктовал мне, как правильно рисовать, а мои работы принимали бы и любили. Портрет Яны мог стать началом смелого движения к цели. Душа моей музы, определенно, интересна. Жаль, спрятана за семью замками. Чтобы создать шедевр, достойный имени Константина Коэна, я должен найти все ключи. Открыть все двери. Что думает Яна? Мне все равно. Эгоизм свойственен творческим людям. Но я верю, что Яне нужна свобода.
В лофте я позволил эмоциям утихнуть: выплеснул их в непонятную мазню маслом – с детства мой любимый способ успокоиться и не разбить что-нибудь, тем более на съемной квартире.
Остыв, всерьез задумался: «Зачем мне искать новых встреч с девчонкой, раз она отказывается идти на контакт? Хочу ли я растопить Снежную королеву? Или мне поискать другую музу?»
Я выругался. Нет, черт возьми. Другая муза мне не нужна. Впервые с болезненного
Я двигался вперед.
– Соберись, Коэн, – приказал, глядя на отражение в зеркале – взъерошенный и растерянный. Художник. Приятно вновь считать себя творцом. – Ты нарисуешь ее. Ты убедишь ее, чтобы она стала твоей музой.
Отражение согласилось. Оно хотело вновь увидеть Яну. А я… тоже хотел ее увидеть. Я плохо запомнил черты ее лица, мне бы взглянуть на сероглазую брюнетку всего раз…
– Ложь.
Я заметил (или почувствовал): Яна хотела что-то получить от меня. Я не против, но ей придется отдать что-то взамен. Яна восхитилась мной, но по-иному, не так, как остальные. Мой талант не волновал ее. Моя внешность не была главной причиной. Совсем иное…
Моя свобода? Моя… душа?
Глава 3
Яна
Осень, 2016. Москва
Солнце пробивалось в кабинет офиса сквозь жалюзи с тем же упорством, с которым мысли о встрече на мосту лезли в мою голову. Все воскресенье я била себя по рукам, чтобы не искать в интернете информацию о Косте, и не смогла сосредоточиться на работе. Я приготовила еду на неделю вперед, посмотрела залпом второй сезон «Американской истории ужасов» и пришла в офис без готового отчета. Хуже всего, что все оказалось зря! Лучи играли солнечными зайчиками на стенах, а я, наклонившись к монитору, читала статью: «Талантливый художник Константин Коэн заключил контракт на четыре года с компанией „Пейнт“». Что ж, не обманул. Он и правда художник.
В понедельник я проснулась радостная: наконец-то новая неделя! Смогу загрузить себя работой и выбросить из памяти зеленые глаза, кривоватую обаятельную улыбку и шепот: «До встречи, Яна». Но, когда включила компьютер, пальцы сами – клянусь, сами! – вбили в поисковик «Константин», «художник», «Москва».
На экране замелькали десятки ссылок. Я сделала глоток кофе, открыла статью авторитетного журнала про искусство… и не смогла закрыть. В сотый раз за утро рассматривала фотографию: Константин Коэн стоял посреди конференц-зала и гордо держал свою картину. Он, молодой парень в потрепанном пальто, с неаккуратной прической и счастливой ухмылкой, казался неуместным на фоне стерильно-белых стен и панорамных окон. Выделялся Костя и среди других людей на фото: они, в деловых костюмах, смотрели в объектив хмуро, а он – по-мальчишески наивно.
Я вглядывалась в фотографию: у Константина такие же светлые волосы, впалые скулы, широкие брови, но глаза… на фото два изумрудных огонька сияли, а в ночь на мосту – тускло светились.
Статью я не прочитала, снова и снова возвращаясь к снимку. Сравнивала подростка с фотографии и реального мужчину из парка. Всего четыре года прошло, а Коэн сильно изменился. Любопытство щекотало мне ребра: что случилось? Почему он бросил успешную карьеру и для чего выбрал в музы меня?
Я встрепенулась. Какая разница! Не мои заботы, а он – пофигист и эгоцентрик.