Рассвет
Шрифт:
– Ну и что, нашла что-нибудь?
– Не особенно – возможность не представилась. Но по большому счету, для меня это ничего не значит. Как показало время, на весах истории значение имели только культуры США и Советского Союза.
– Да, любопытно.
– Что?
– Люди имеют больше сходств, чем различий – больше сходств, чем мы, черт возьми, хотим допустить. Каков был бы конечный результат, если бы не русские и американцы, а какие-нибудь другие две нации, все равно какие, достигли одновременно способности стереть друг друга с лица Земли – вот что
Лилит горько усмехнулась.
– Знаешь, Тэйт, я думаю, что тебе здесь понравится. Видишь ли, оанкали больше всего на свете интересуют точно такие же вопросы, как тебя.
Внезапно на лице Тэйт отразилось беспокойство, и она отвернулась, устремив взгляд куда-то вдаль. Потом, поднявшись, сказала, что хочет пойти посмотреть третью и четвертую малые комнаты, которые вырастила недавно Лилит по сторонам второй большой общей комнаты. Одна из этих комнат примыкала к задней стене комнаты Тэйт, другая имела с ее комнатой общую боковую стену. Она подолгу смотрела, как Лилит выращивает стены – смотрела сначала с неверием, потом с гневом, злясь от того, что считала, что где-то тут наверняка скрывается ловкий обман. Вслед за этим наступил следующий этап – Тэйт начала держаться с Лилит настороженно, то и дело бросала на нее подозрительные взгляды, стала молчалива и напряжена.
Но и это не продлилось долго. Тэйт как никто другой умела приспосабливаться к людям.
– Не понимаю я этого, – говорила она тихо, после того как Лилит объяснила ей в общих чертах принцип того, каким образом она может управлять стенами или отыскивать и Пробуждать необходимых ей людей.
Теперь, еще и еще расспрашивая Лилит, Тэйт снова повторяла:
– Я не понимаю. То, что ты говоришь, по-моему, совершенная бессмыслица!
– Ко мне вера пришла более настойчиво, чем к тебе. Оанкали закрылся со мной в моей одиночной камере и отказывался покинуть ее до тех пор, пока я не привыкну к нему. В самом начале я не могла смотреть на него без дрожи в коленках, честно признаться, сомневаясь, что он прибыл из глубин космоса, а не поднялся со дна океана. Через то же самое предстоит пройти и тебе.
– Но может быть у меня все будет по-другому?
– Не стану ничего утверждать, все может быть. Но с момента моего Пробуждения прошло гораздо больше времени, чем с тех пор как в этот раз открыла глаза ты. И я уже успела пожить среди оанкали и приняла их таким, какие они есть.
– И кто же они есть, по их словам?
Лилит пожала плечами.
– Я собираюсь Пробудить еще кого-нибудь. Сегодня я Пробужу двоих. Ты поможешь мне?
– Кто это будет?
– Леа Беде и Селена Иверс.
– Еще пару баб? Почему бы тебе не разбудить хотя бы одного мужчину?
– Со временем дойдет очередь и до них.
– Ты все еще никак не можешь отойти от встречи с этим твоим Полем Титусом?
– Никакой он не мой.
Она уже жалела о том, что рассказала Тэйт о Поле.
– Предлагаю следующим разбудить мужика, Лилит. Того парня, который собирал после войны детей.
Лилит повернулась
– По принципу того, что, упав с лошади, нужно как можно скорее снова сеть в седло?
– Вот именно.
– Но, Тэйт, как только я Пробужу его, он останется с нами надолго, и снова погрузить в сон я его не смогу. Ему шестьдесят три, он весит сто килограмм, он был копом двадцать семь лет и привык командовать людьми, которые его окружают. Ему не от кого будет нас тут защищать и не от чего спасать, но он точно сможет крепко усложнить нам тут жизнь. И перво-наперво он наверняка наотрез откажется верить в то, что находится на космическом корабле, и попытается разубедить и нас в этом. И если это у него не выйдет, он пуститься во все тяжкие, чем только навредит нам и может стать опасным, смертельно опасным.
– И что с того? По-твоему, он поведет себя иначе, если, открыв глаза, обнаружит себя в подобии гарема?
– Нет. Как только мы Пробудим Леа и Селену и убедимся в том, что их психическое состояние стабильно, мы Пробудим Курта Лоэра и Джозефа Шина.
– Но для чего ждать?
– Первой я собираюсь Пробудить Селену. Ты присмотришь за ней, пока я буду заниматься Леа. Думаю, что Селена окажется именно тем, кто вызовет интерес у Курта.
Сходив в комнату, она принесла фотографии обеих женщин, и только занялась поиском «дыни» Селены, как Тэйт поймала ее руку.
– За нами следят, ведь так? – спросила она.
– Да. Не хочу сказать, что за нами могут наблюдать постоянно, но как только я разбудила тебя и нас стало двое, наблюдение наверняка усилилось.
– Если тут заварится каша, они нам помогут?
– Если посчитают, что положение действительно серьезное. Например, теперь мне кажется, что был кто-то, кто с самого начала хотел, чтобы Титус изнасиловал меня. Хотя я не думаю, что они позволили бы ему убить меня. Просто могло выйти и так, что со своей помощью они могли припоздниться.
– Отлично, – едко пробормотала Тэйт. – Значит, мы предоставлены сами себе.
– Ты может быть близка к истине.
Тэйт покачала головой.
– В таком случае я уже не знаю, как себя вести – либо окончательно сбрасывать покровы цивилизации и готовиться зубами и когтями сражаться за свою жизнь, либо продолжать стойко хранить лоск культуры во имя будущих интересов, что бы ни творилось вокруг.
– Можно поступать и так и эдак, по ситуации, – отозвалась Лилит. – Но раньше или позже вопрос о том, чтобы сразиться за свою жизнь, встанет обязательно, я уверена в этом.
– Предпочитаю все же веровать в то, что ты сгущаешь краски, – сказала Тэйт. – Что за надежда на возрождение цивилизации нас ждет, если мы только и будем заниматься тем, что драться друг с другом?
Она сделала паузу и взглянула на Лилит.
– У тебя ведь нет детей, Лилит?
Ничего не ответив, Лилит медленно, с закрытыми глазами, двинулась вдоль стены, плотно прижав фотографию Селены ладонью к стене. Но Тэйт не унималась – она упорно шла рядом с ней, отвлекая ее, сбивая с мысли.