Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
“Этот большой успех нейтральных держав был всецело заслугой Рауля, – отмечал Пал Хегедюш, находившийся в гуще событий. – В качестве компенсации Рауль должен был, в частности, предоставить баронессе три охранных паспорта для ее собственных протеже и, что довольно комично, килограмм мяса в придачу”, – вспоминал он. В другой раз она получила домашний халат.
Неясно, когда состоялось знакомство Рауля с супругами Кемень. Есть версия, что они познакомились вскоре после переворота Салаши в издательстве Кароя Мюллера, где баронесса состояла в штате. Мюллер был евреем, но, поскольку евреям было запрещено заниматься бизнесом, его вынудили оставить издательство, формальным владельцем которого стал журналист и юрист Арон Габор, который был арийцем и имя которого издательство стало носить. Как вспоминал Габор, который, кстати, подобным образом оказался и во главе фирмы, торговавшей
И все же трудно поверить, что Валленберг после двух-трех дней знакомства до такой степени завоевал доверие баронессы, что смог уговорить ее повлиять на мужа для достижения его, Валленберга, целей. Вероятнее предположить, что они были знакомы раньше, ведь они вращались в одних и тех же кругах высшего общества. В карманном календаре Валленберга есть запись от 2 августа о встрече в отеле “Геллерт” с “Эржебет и К.”. Скорее всего, имеется в виду чета Кемень. Тот факт, что он называет баронессу по имени, предполагает, что они знали друг друга и раньше. Во всяком случае, многое говорит в пользу того, что Рауль уже был знаком с супругами Кемень, когда в первый раз посетил министра иностранных дел.
Согласно более позднему заявлению Габора Кеменя, у него сложились “почти дружеские отношения с Валленбергом”. Но эта оценка была дана после войны и имела целью выставить барона в благоприятном свете [41] . Что касается баронессы, то нет сомнений, что ее и Валленберга связывали отношения взаимного доверия. “Это правда, что между ними была своего рода симпатия… она восхищалась тем, как он работал”, – вспоминает Пер Ангер. Жена министра иностранных дел была молода и красива, и звучали намеки, что отношения между нею и Валленбергом не сводились к чисто дружеским. Однако намеки эти безосновательны. Кроме того, на тот момент у нее был большой срок беременности, а 29 ноября она покинула Будапешт – по мнению Хегедюша, отъезд ее был вынужденным и обусловлен участием в валленберговской акции. На вокзал ее пришел проводить Валленберг с букетом цветов, но это было выражением учтивости и благодарности, не более того. “С супругой министра иностранных дел мы были довольно хорошими друзьями. К сожалению, она уехала в Мерано”, – сообщил Рауль матери словами, судя по всему, адекватно передающими температуру их отношений.
41
Заявление Кеменя было сделано в ходе суда над ним в 1946 году. Он был приговорен к смертной казни через повешение за государственную измену и военные преступления.
Поездка в Стокгольм?
Согласно сведениям баронессы Кемень, полученным через 30 лет после окончания войны, Валленберг в разговоре с послом Советского Союза в Стокгольме Александрой Коллонтай якобы добился гарантий того, что, когда Красная Армия войдет в Будапешт, ни с самой баронессой, ни с ее ребенком ничего не случится. Эта информация привела к дискуссии о том, приезжал ли Рауль в какой-то момент своего пребывания в Будапеште в Стокгольм и встречался ли там с Коллонтай (то, что такой разговор мог произойти по телефону, представляется менее правдоподобным).
Из писем Валленберга Лауэру следует, что Рауль несколько раз планировал приехать в Стокгольм. Мысль о кратком визите домой возникла у Рауля уже через неделю после приезда в Будапешт. 18 июля он писал Лауэру, что постарается приехать “достаточно скоро, чтобы отчитаться”. Темой отчета был еврейский вопрос. Так как телефонные разговоры прослушивались, а иногда даже прерывались немецкой цензурой, Валленберг хотел передать информацию лично.
О планах Валленберга немедленно было сообщено американской и британской миссиям, и 25 июля Хершель Джонсон информировал американский МИД: Валленберг “сообщает, что предполагает приехать на несколько дней в Стокгольм в конце месяца”. Напротив, Буэман об этом информирован не был и удивился, услышав новость от британцев. Тот факт, что первый заместитель министра
Валленберг, судя по всему, не поехал в Швецию в июле, потому что немцы отказали ему в транзитной визе [42] . Как следует из предыдущих глав, позднее, в сентябре, Валленберг планировал свернуть деятельность в Будапеште и вернуться домой навсегда. Об этом он сообщил Лауэру, который, в свою очередь, держал в курсе британскую миссию. “Валленберг собирается вернуться к концу недели”, – написано в одном британском документе от 16 сентября. Но и в сентябре стокгольмская поездка Валленберга не осуществилась, на этот раз потому, что по вышеприведенным причинам он принял решение остаться в Будапеште, хотя его отдел при миссии закрывался.
42
См. телеграмму Джонсона Халлу от 7 августа: “Ребе Эренпрайс сообщил нам, что немцы отказались дать Валленбергу визу для временного возвращения в Стокгольм”.
В дипломатическом паспорте Валленберга есть штамп – германская транзитная виза, датированная 13 октября и действительная до 29-го числа того же месяца. Интересно, что карманный календарь Валленберга между 17 и 23 октября пуст, что делает теоретически возможным его посещение Стокгольма в этот период. Более вероятно, однако, что календарь пуст потому, что Рауль планировал быть в Стокгольме в эти дни, но не поехал из-за событий 15 октября. Согласно его карманному календарю известно, что он находился в Будапеште 16 и 24 октября. Но мы также знаем о его активной деятельности в дни сразу после переворота и что он встречался с Габором Кеменем 20 и 22 октября – в тот же день, когда он, кстати, послал отчет в МИД. Это в значительной степени сужает временной промежуток, когда он мог посетить Стокгольм.
В пользу гипотезы о поездке Валленберга в Стокгольм помимо сообщения баронессы Кемень о разговоре с Коллонтай свидетельствует и тот факт, что Маркус (Додде) Валленберг однажды, хотя и значительно позднее, утверждал, что в последний раз видел Рауля “во время Второй мировой войны, когда тот ненадолго посетил Стокгольм в разгар своей миссии в Будапеште”. Против предположения, что такой приезд имел место, говорит то обстоятельство, что ни один из коллег Валленберга по миссии или его семья в Стокгольме о нем не упоминает даже намеком. Следует отметить, что, в то время как в письмах Лауэру Валленберг несколько раз касается темы приезда домой, в письмах матери он вообще не упоминает об этом.
Это, в свою очередь, могло бы объясняться тем, что поездка была связана с какой-то деятельностью, которую нужно было любой ценой держать в тайне. Именно поэтому он не связывался со своей семьей. Был ли он вовлечен во что-то, о чем мы не имеем никаких сведений? Может быть, контакт с Коллонтай осуществлялся через Маркуса Валленберга, который после переговоров о сепаратном мире между Советским Союзом и Финляндией хорошо ее знал? Высказывались предположения, что Рауль мог иметь задание американской разведывательной службы, стокгольмским шефом которой был его работодатель из Управления по делам военных беженцев Айвер Олсен. Хотя доказательств не найдено, такую вероятность нельзя исключить. В любом случае по причине ограниченности во времени поездка должна была совершиться самолетом через Берлин.
Как бы ни обстояли дела со стокгольмской поездкой Валленберга, примечательно, что его карманный календарь, в остальном заполненный, пуст в течение целых семи дней сразу после переворота. Если он планировал побывать в Стокгольме по секретному делу, это все объясняет. Другим возможным объяснением могло быть то, что Валленберг располагал сведениями о предстоящей капитуляции и хотел держать дни свободными на случай непредсказуемого развития событий, ведь Хорти изначально должен был выступить с речью 18, а не 15 октября. Это менее правдоподобное объяснение, хотя есть основания предполагать, что о намерениях регента Валленберг был информирован лучше, чем многие другие. Не только в качестве дипломата, но и потому, что был тесно связан с человеком, похищенным 15 октября вместе с Хорти-младшим.