Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Далее нилашисты опустошили еврейские дома, а жителей загнали в сборный лагерь. Этим людям в основном позволили вернуться, но несколько сотен, говорят, бесследно исчезли. […] В ряде случаев на владельцев охранных паспортов напали вооруженные бандиты, разрывавшие охранные паспорта в клочья. […] События 17-го [очевидная описка. – Прим. авт.] имели катастрофические последствия для отдела. Исчез весь персонал плюс машина, безвозмездно предоставленная в наше распоряжение, целый ряд ключей от разных запертых помещений, шкафов и т. д. Весь первый день нижеподписавшемуся пришлось разъезжать на дамском велосипеде по кишащим бандитами улицам, пытаясь найти хоть какие-то концы. Второй день был посвящен тому, чтобы на машине перевезти персонал, подвергавшийся опасности, в более надежные убежища и развезти им продукты. На сегодняшний день лишь десять
Эта почти невероятная велосипедная поездка по улицам Будапешта с целью “подбодрить и вдохнуть мужество в сотрудников-евреев” для Пера Ангера стала примером мастерской способности Валленберга “импровизировать и находить выходы, справляясь с постоянно возникающими новыми трудностями” [40] .
Барон и баронесса Кемень
Уже через два дня после переворота, 17 октября, в Будапешт вернулся Эйхман с требованием предоставить ему 50 тыс. трудоспособных евреев для строительства укреплений вокруг Будапешта. Это означало, что его зондеркоманда вновь взяла в свои руки контроль над судьбой венгерских евреев. На следующий день новый министр внутренних дел Габор Вайна по радио представил политику правительства в отношении евреев. Одним из ее пунктов было то, что больше не будет делаться никакой разницы между “обычными евреями” и евреями, находящимися под защитой иностранных держав. “Пусть ни один человек еврейской расы… не думает, что с помощью иностранцев он сможет обойти законные меры венгерского государства”. Даниэльсон в тот же день сообщил в МИД, что шведские паспорта больше не признаются. МИД в ответ предложил Даниэльсону “напомнить венгерским властям обращение короля в защиту евреев Венгрии” и “подчеркнуть, что Вы считаете очевидным, что евреев, имеющих шведские охранные паспорта, следует пощадить”. Подчеркивалось также, что Швеция не планирует признавать новый венгерский режим. Вопрос дипломатического признания сыграет в течение ближайших месяцев важную роль в переговорах между шведской миссией и венгерскими властями.
40
Интервью Пера Ангера Шведскому радио 8 августа 1956 года.
Другой пункт в программе нового правительства касался трудовой повинности. По мере того как удача в войне все больше отворачивалась от Германии, повышалась верхняя граница возрастного ценза для призыва на принудительные работы. В апреле 1943 года крайняя планка составляла 37 лет, в апреле 1944 года – 48 лет. По соглашению между Вайной и Эйхманом с 22 октября к трудовой повинности привлекались все мужчины-евреи с 16 до 60 лет и все женщины с 18 до 40 лет. К 26 октября было мобилизовано 25 тыс. мужчин и 10 тыс. женщин. Их задачей было рытье окопов и выполнение работ по сооружению оборонительных укреплений вокруг Будапешта. Помимо этого, Эйхман потребовал “одолжить” Германии на полгода 25 тыс. венгерских евреев-мужчин, чтобы “заменить износившихся русских и прочих военнопленных на германских заводах”.
Миссии Швеции и других нейтральных стран в первые дни после переворота развили бешеную активность, стараясь отстоять статус своих подзащитных. Карл Лутц и Анжело Ротта встречались с представителями правительства, и последний получил от Салаши заверения, что евреи не будут подвергнуты ни депортации, ни уничтожению, их лишь “заставят работать на благо Венгрии”. Со шведской стороны переговоры вел Валленберг, в первую неделю после переворота имевший два разговора с новым министром иностранных дел по вопросу о шведских подзащитных. Согласно рапортам Даниэльсона в МИД, была надежда, что статус этих людей будет соблюдаться, однако все зависело от того, собирается ли Швеция признать новый режим или нет.
То, что именно Валленберг занимался контактами с Министерством иностранных дел, возможно, было сознательным сигналом новому венгерскому режиму. Однако в МИДе были недовольны, что не сам посол разъясняет точку зрения шведского правительства, и обязали его “немедленно и лично” сделать это. Не исключено, что была и еще одна причина, по которой отвечать за переговоры доверили Валленбергу. Судя по всему, он был уже знаком с новым министром иностранных дел бароном Габором Кеменем и его супругой Эржебет.
Валленберг обычно составлял резюме своих переговоров с венгерскими и немецкими чиновниками и в тот же день передавал эти так называемые вербальные ноты партнерам по переговорам. Таким образом, его первый разговор с Габором Кеменем, очевидно, состоялся 20 октября, когда в
Однако это было пока лишь устное обещание. В ходе второй встречи между 22 октября Валленбергом и Габором Кеменем было заключено письменное соглашение о том, что сотрудники шведской миссии и члены их семей и впредь освобождаются от обязательного ношения звезды и проживания в домах со звездой. Те, кто до 15 октября был взят на принудительные работы, должны быть собраны в шведской бригаде на улице Арена, а те, кто не был призван на тот момент, вообще не должны отбывать никакой трудовой повинности. Тем евреям с охранными паспортами, которых забрали на работы после 15 октября, обязаны разрешить вернуться домой.
В тот же день в венгерский МИД были направлены еще две ноты – о полицейской охране для юридического отдела миссии по улице Йокаи, 1 и нота, подтверждающая договоренность о праве шведской миссии выдать 4500 охранных паспортов. В течение следующих дней миссия заваливала Габора Кеменя нотами, скорее всего, написанными Валленбергом. Только 26 октября было отправлено шесть штук. Ноты касались всего на свете, от охраны зданий миссии и продовольственных карточек евреям до возвращения подзащитных, увезенных вопреки достигнутому соглашению. В некоторых случаях нота обращала внимание на судьбу отдельного человека, например 81-летнего Имре Вайды, которого, несмотря на преклонный возраст, забрали на рытье окопов. В другом случае выражался протест по поводу того, что нилашисты ворвались в одно из помещений шведского Красного Креста и тем самым нарушили правило экстерриториальности. Когда правительство заявило, что в качестве иностранных граждан будут рассматриваться лишь носители обычных паспортов, Валленберг в ту же ночь изготовил сертификаты, приравнивавшие охранные паспорта к обычным. Из-за недостатка времени эти сертификаты были снабжены его подписью в факсимильном варианте. Ноты протеста встречали одобрение у Габора Кеменя, у которого были личные причины поддерживать хорошие отношения со шведскими властями. Швеция представляла интересы Венгрии в Румынии, где после разрыва с Германией оставалось несколько членов семьи Кемень.
Почти так же часто, как с министром, Валленберг встречался с его женой. Урожденная фон Фухс, она родилась в Мерано, в северной Италии, и переехала в Будапешт в 1942 году в связи с замужеством. Ее муж занимал высокое положение в Партии скрещенных стрел и был убежденным антисемитом, но сама она с возмущением воспринимала то, как обращаются с евреями. “Помню, как однажды я выглянула из окна и увидела группу стариков-евреев, которые, спотыкаясь, брели по улице. Их вели вооруженные охранники, – рассказывала она. – Они едва могли идти, среди них без присмотра бродили маленькие дети. Я закричала охранникам: “Куда вы ведете этих людей?” – и те ответили: “На работы!” Я поняла, что это ложь, что этих людей ведут на смерть. Я почувствовала, что должна что-то сделать”.
Сделать она могла только одно: попытаться повлиять на мужа, что она и сделала – до такой степени, что на это обратили внимание высшие круги нилашистов. Валленберг посещал баронессу Кемень не только в здании министерства, но и в доме, где жили супруги. Во время этих бесед ему пригодился его засвидетельствованный всеми талант умело вести переговоры. Как вспоминает баронесса, типичным для Валленберга было то, что он “продолжал долбить в одну точку, пока не добивался желаемого”. Это же качество было и у папского нунция Ротты, который, по словам баронессы, “ходил к мужу каждый день, пока не добивался того, чего хотел”. Пер Ангер, несколько раз видевший Габора Кеменя в обществе Рауля, вспоминает, что Валленберг часто льстил министру, называя его “одним из наиболее выдающихся министров иностранных дел современности” и утверждая, что он, возможно, станет первым послом нового режима в Швеции, поскольку Швеция скоро признает правительство. Но лесть была лишь одним из элементов переговорной тактики Валленберга. Если она не помогала, он прибегал к другим приемам. Например, подчеркивал, что война скоро закончится и самое разумное, конечно, – начать сотрудничать со стороной-победительницей.
Частые визиты и настырность Валленберга дали желаемый результат. Баронесса сообщила ему в письменном виде, что ее муж пообещал: заявление о том, что правительство уважает ранее заключенные договоры, будет передано по радио, чего Валленберг и требовал. Вечером 29 и утром 30 октября по венгерскому радио прозвучало заявление, в котором Габор Кемень провозгласил, что имеющие паспорта, охранные паспорта, коллективные паспорта, разрешения на выезд или рабочие удостоверения, выданные нейтральными дипломатическими миссиями, не могут привлекаться ни к военной, ни к трудовой обязанности.