Рай для закалённых

Коробкова Анастасия

Интерьер жилища меня поразил еще сильнее. Я оказалась в баре. Ровно половина дома, примерно пятьдесят квадратных метров, была отведена под зал - с барной стойкой у глухой стены, делящей дом пополам, и диванчиками со столиками вдоль секторальных стеклянных стен. С потолка-купола на длинных проводах свисали светильники. За барной стойкой на полках рядами выстроились бутылки, коробки и всевозможная посуда, рядом с ней пристроились холодильник и небольшая печка. Один угол зала был специально отведен для желающих помузицировать: там стояло

цифровое пианино, а на высоких стульях лежали две гитары. В центре зала оставалось достаточно места, чтобы танцевать.

– Ты живешь в баре?..
– потрясенно выговорила я.

Микаэль издал довольный смешок.

– Это просто гостиная. Ну, и кухня. Моя спальня - за этой стеной, во второй половине дома. Вот дверь. Показать?..

– В другой раз, - без всякой задней мысли отмахнулась я, продолжая оглядываться.

Отличная гостиная для человека, у которого очень много друзей, и который любит, чтобы все самые важные события их жизни происходили у него на виду. Микаэль еще сложнее, чем казался раньше...

Дизайнера тут никогда не было. Стойку, столы, диваны и стулья хозяин дома купил по каталогу и не беспокоился об оригинальности результата, но здесь почему-то было уютно. Может, потому, что сложно испортить вид на небо, океан и окрестные скалы? Какой простор...

– Простор для фантазии?
– уловил мою мысль Микаэль.
– Дизайнерский интерьер в мой бюджет уже не вписывался, и здесь всё просто. Если захочешь изменить - пожалуйста. Делай, что хочешь.

Царское предложение. В "тишине" мгновенно взвился рой образов.

– Только не прямо сейчас, - попросил Микаэль.

Да. Это может подождать. Забывать о свидании ради удовольствия поработать - уже похоже на одержимость.

– Чай, - вспомнила я и прошла за стойку.

Там легко нашлись чашки, заварка и автоматический чайник, который я сразу включила, а Микаэль в это время достал из холодильника картонную коробку с фиолетовой эмблемой моей любимой кондитерской, прихватил пару тарелок и отнес все это за ближайший столик.

– Тебе кто-то помогает прибираться?
– наливая чай, я наконец заметила, что жилище это совсем не похоже на страшное логово холостяка, в которое превращалась комната Саши через час после уборки, и в которое он превратил весь дом за две недели, которые мы с папой, Медеей и Давидом провели за границей.

Микаэль, разрезавший торт, озадаченно замер.

– Э-э, дом надо прибирать?
– И тут же беззаботно махнул рукой с облепленным кремом ножом: - А, этим Анри руководит, он никого не выпускает, пока не будет порядка.

Чайная ложка брякнула о стол.

– Он тоже тут живет?!

– Нет, что ты, - испуг в моем голосе прозвучал так явно, что Микаэль возразил даже слишком поспешно.
– Но он почти каждый день здесь бывает. Здесь постоянно кто-нибудь бывает. Сейчас просто никому не известно, что я уже вернулся.

Гм, как интересно: мы никогда не останемся здесь наедине.

Вроде бы, это хорошо, потому что, как ни нравится мне Микаэль, как ни приятна его трепетная привязанность, любимым он так и не стал; но это и плохо, потому что находиться в компании людей, считающих меня "яйцеголовой", вряд ли будет уютно. Скорей бы вернулся мой класс. Или скорей бы в него влюбиться...

Поставив чашки на столик, я села напротив Микаэля.

– Они тебе понравятся, - вновь угадав мои сомнения, мягко, просительно сказал он.

Сообщать, что его замечательный Анри мне уже не нравится, я посчитала излишним.

Едва Микаэль успел доесть свой кусок торта, как входная дверь с легким шипением отъехала в стену, а в проеме показался мрачно-сутулый силуэт. Постояв немного, неждан сделал два шага вперед и исподлобья посмотрел на меня.

– Привет, - наконец вспомнил он подходящее слово.

– Привет, - подтвердила я.

– Чимола, Лора, - улыбнувшись в кулак, представил Микаэль.

– Да, - тут я поняла, что гость не столько мрачен, сколько смугл, темноглаз, черноволос и рассеян.
– Не помешал?

Микаэль посмотрел на меня, а я помотала головой. Скоро у одноклассников начнутся занятия, и мне станет безразлично, что тут происходит.

– Гуд.

Чимола с облегчением вздохнул, и, словно тут же забыв о нашем существовании, прошел в "музыкальный" угол, взял одну из гитар и в обнимку с ней уселся на стул. Немного побренькал, прислушиваясь к звучанию, сыграл смутно знакомый забористый риф, а потом запел красивым полнозвучным голосом:

– Не жди вопроса. Скажи, что знаешь,

Как мне непросто идти по краю -

По краю ночи, границе с адом,

Цепляясь прочно за все, что рядом.

Снова проигрыш, такой же, как первый, но с акцентированным переходом в шепот, в мольбу, и голос, будто сплетенный из двух или трех, сильный и красивый:

– Не жди вопроса, скажи, что хочешь

Помочь. С утеса в пучину ночи

Толкни. Я должен уйти, я знаю

Мир, где не ждут, мир, где летают.

Микаэль уже не улыбался, и песня ему абсолютно не нравилась. Пальцы его руки, лежавшей на столе, собрались в кулак, а глаза опасно сузились.

Настроение Чимолы опять изменилось, и следующие куплеты он пропел, как страстный бред, мечтательно и слепо глядя сквозь нас:

– От ночи к утру лечу сквозь вечность,

Раскинув руки, расправив плечи -

И мчусь сквозь город голодным зверем...

Не жди вопроса, скажи, что веришь.

Здесь слишком тесно. Здесь всё знакомо.

С тобой бы вместе - да прочь от дома!

И вниз с откоса, в провал шагну лишь...

Не жди вопроса, скажи, что любишь.