Рай на краю океана
Шрифт:
— Вы что, хотите жить среди старой мебели? — спросила она. При мысли о том, что Кура собирается жить в комнатах Джеральда и, возможно, даже спать в его спальне, по спине у нее пробежал холодок.
— Кура может поставить новую мебель, — заявил Уильям, когда Кура ничего не ответила.
В принципе, ей было все равно, как обставлены комнаты, главное — чтобы все было дорогим и соответствовало последнему писку моды. Очевидно, она опасалась критики мисс Уитерспун и сразу же, чтобы предотвратить ее вероятные возражения, предоставила возможность практически полностью обставлять комнаты. Хизер тут же целиком растворилась в процессе, стала перелистывать каталоги в поисках понравившихся вещей и, не задумываясь
Теперь комнаты с недавно поклеенными обоями и новой мебелью полностью соответствовали вкусу Уильяма. Что касается Куры, то она равнодушно согласилась.
— Все равно мы будем жить здесь не так уж долго, — спокойно произнесла она, отчего у мисс Уитерспун едва не случился сердечный приступ.
Гувернантка тоже полагала, что вместе со свадьбой закончатся и далеко идущие планы Куры.
— Пусть моя невеста мечтает, она еще так юна, — терпеливо заметил Уильям. — Когда у нее будет ребенок…
Мисс Хизер улыбнулась.
— Да, это верно, мистер Уильям. Но на самом деле это такое расточительство. У Куры восхитительный голос…
Уильям вынужден был признать ее правоту. Кура будет петь детям на ночь самые чудесные колыбельные.
Сейчас он перенес свою несколько вздорную молодую жену через порог их общей спальни. Конечно, у него и у нее были и свои комнаты. Спальня была выдержана в теплых свежих тонах, балдахин над кроватью и гардины были сшиты из тяжелого шелка. Уильям увидел, что кто-то постелил свежее белье, — здесь же стояла горничная Куры, готовая помочь ей раздеться.
— Нет, оставь это. — Тяжело дыша от возбуждения, Уильям отослал девушку-маори, потому что, подержав Куру в объятиях, он распалился еще сильнее.
Девушка, хихикая, удалилась. Уильям опустил жену на постель.
— Ты сама снимешь платье или…
— Какое платье? — Кура просто разорвала вырез. Она не стала мучиться с крючками и корсажем. Да и зачем? Все равно подвенечное платье она надевать больше не будет.
Уильям почувствовал, как нарастает возбуждение. Ее необузданность крушила все рамки приличий. Отбросив размышления, он тоже потянул нежную ткань, как можно скорее выбрался из брюк и, еще наполовину одетый, бросился на нее. Он целовал ее шею, верх груди, снимая корсаж, что получилось не так быстро, поскольку китовый ус упорно сопротивлялся. Но потом она наконец-то осталась голой и требовательно протянула руки к нему. В принципе, Уильям знал, что с девственницами нужно обращаться нежно, — дочери его арендаторов временами даже плакали, когда он с ними спал. Однако Куре было неведомо чувство стыда. Она хотела почувствовать его в себе и, судя по всему, прекрасно знала, что ее ждет. Это показалось Уильяму странным. По его мнению, женщина не должна быть такой жадной. Но потом он полностью отдался ее страсти, целовал ее, терся об нее и, наконец, ликуя, вошел в нее. Кура резко вскрикнула — Уильям не знал, от боли или от страсти, — затем громко застонала, когда он стал двигаться внутри нее. Она впивалась ногтями в его спину, словно хотела заставить Уильяма войти еще глубже. Наконец он взорвался в экстазе, в то время как Кура впилась зубами в его плечо и заплакала от наслаждения, чувствуя утоленное желание. Но вскоре она уже снова целовала его, требуя большего.
Ничего подобного с Уильямом никогда прежде не случалось, он никогда не думал, что такая страстность вообще возможна. А Кура тонула в невероятном потоке мелодий и чувств, и ни одна ария или любовная песня не
Джеймс МакКензи наблюдал за Гвинейрой, весело порхавшей от одного танцора к другому. Невероятно, что этому сгустку энергии скоро шестьдесят. Но сегодня Гвин чувствовала, что все ее желания исполнились, — причем совсем не так, как в тот день, когда Джеймс видел, как она танцует с Лукасом Уорденом. Семнадцатилетняя девушка вела себя церемонно, натянуто и очень нервничала перед первой брачной ночью, в которую тогда так ничего и не произошло. Гвинейра была еще девственницей, когда спустя добрый год она попросила Джеймса помочь ей зачать ребенка, наследника Киворд-Стейшн. Джеймс постарался изо всех сил, но линия Уорденов все-таки восторжествовала. И кто знает, что будет в итоге с этим Уильямом.
Внезапно Джеймс затосковал по Монди, своей собаке, которую оставил в конюшнях, — так же, как во время свадьбы с Лукасом Гвин оставила свою Клео. Он рассмеялся про себя, вспомнив о «собачьем представлении», которое Джеральд Уорден хотел устроить тогда в день свадьбы. Он купил в Уэльсе выводок бордер-колли, прирожденных пастушьих собак, и пожелал показать друзьям и соседям, как сильно эти животные могут повлиять на работу фермы. Лучшая, самая воспитанная собака принадлежала Гвинейре, но, конечно же, невеста не могла сама продемонстрировать собаку, вместо нее это должен был сделать Джеймс. Он никогда не забудет, как взволнованная Гвин стояла там в подвенечном платье и каким встревоженным стало ее лицо, когда она поняла, что Клео не слушается его приказов и что ей придется вмешаться. После этого она сама, в развевающейся фате, провела собаку через все задания. Он помнил счастливую улыбку, подаренную ему, улыбку, которую никогда не удавалось вызвать у нее Лукасу. Гораздо позже она отдала ему с собой в изгнание Пятницу, дочь Клео. А Монди, теперешняя собака Джеймса, была, соответственно, ее внучкой.
Джеймс встал и направился к конюшням. Гости обойдутся и без него, а шампанское все равно он не любит. Лучше пропустить пару стаканчиков виски с Энди Мак-Эроном и другими скотоводами.
Путь к конюшням был подобен путешествию в прошлое. Над домом только что взорвался фейерверк, и Джеймс вспомнил, как когда-то в сочельник впервые танцевал с Гвинейрой. Сегодня молодые скотоводы тоже кружили девушек под импровизированную игру скрипки и гармони, и здесь снова было веселее, чем на церемонном празднике в саду.
Джеймс с улыбкой заметил парочку, которая тоже, пожалуй, была не совсем на своем месте. Его внук Стивен с наслаждением танцевал джигу с Дженни Гринвуд. Маленькая Шарлотта попыталась уговорить Джека потанцевать, но он поспешно ретировался. Джеку было все равно, что играют — вальс или джигу, — танцы он считал глупостью.
Монди и еще несколько собак отбежали от старших скотоводов, сидевших у костра и пускавших по кругу флягу, и бросились к Джеймсу. Он поздоровался с четвероногими друзьями и взял флягу.
Мак-Эрон указал на сено, лежавшее рядом с ним.
— Вот, садись, если твой костюм это выдержит, — я тебя сегодня едва узнал.
Джеймс действительно впервые в жизни надел вечерний костюм.
— Гвин хотела, чтобы все было идеально, — ответил он, присаживаясь.
— Тогда на ее месте я поискал бы другого внучатого зятя, — усмехнулся Покер Ливингстон, еще один заслуженный пастух, с которым Джеймса соединяла давняя дружба. — Признаю, этот Мартин выглядит хорошо, но что из этого выйдет в конечном счете?