Рай-отдел
Шрифт:
Игорь продвинулся к строениям у границы площади — сюда выходили задворки Садовой слободы, можно было встать на сваленные бревна. До эшафота отсюда было вроде бы подальше, но видно, как ни странно, лучше. Цепи стрельцов, богатые одежды высокопоставленных свидетелей казни… «Глаголь» виселицы торчала рядом с помостом, там же тускло блестел под летним солнцем колокол. Вроде бы и приговоренных вполне можно разглядеть — стояли у возвышения, угадываясь в пестроте больше позой, чем одеждой. Да, после пыток тяжко братьям…
…— И за
Взволновалось море голов — в шапках и платках, лысых и буйно волосатых — неистово тянул народ шеи, вставал на цыпочки, взбирался друг на друга, надеясь увидеть как восстрадает знаменитый злодей и герой. Завозились палачи на эшафоте, подправляя бревна, подталкивая фигуру в длинной, светлой, разодранной практически надвое рубахе. Приговоренный стоял спокойно, лишь старался расправить плечи, обнаженные рваньем рубахи. Лица издали не различить, да и как поймешь по смутным рисункам и описаниям — великий ли атаман то Степан Разин?
В любом случае, поздно уже его спасать, затянула начало операции Лоудка с подельниками…
Толпа правее эшафота взволновалась — там, видимо, стояла упряжка, на которой доставили приговоренных. Ссыпались с телеги в толпу люди, остался один — рослый молодец, в коротком щегольском кафтане, с шапкой светлых кудрей — истинно былинный богатырь прямиком из сказки. Вытянул ручищу, указуя на эшафот, загремел раскатистым басом:
— Да что эт делаться, православные?! Где Степка-то?! Подменили! Флинта подсунули. Зуб даю, — Флинтушка это, капитанишко, иудейский немец! Подстава! Пусть царь слово скажет — пошто такое учинять?!
Невзирая на русскую былинную внешность, сам молодец орал с легким акцентом. Едва ли немецко-иудейским, скорее прибалтийским. Зато как орал! Негодующий бас раскатился над замершей площадью, толкнулся о стены палат у реки, о зелень Государева сада, откатился обратно к эшафоту. До сих пор Игорю видеть и слышать работу столь миниатюрных и мощных усилителей звука не доводилось…
Площадь забурлила: к месту выступления внезапного оратора пробивались многочисленные клюквенные и желтые кафтаны стрельцов, толпа качалась и вопила.
— Степку-то прибрали!
— Щас задохнуся, спасите, люди добрые!
— Расступись, морды золоторотцкие!
— Царь-батюшка, слово скажи, Разина народу представь!
— Ой, мамоньки, задавят!
На помощь забуксовавшим стрельцам в толпу врезались верховые, заработали плетьми и древками пик, тут же заспешили палачи на эшафоте, заваливая на бревна приговоренного…
— Помни, народ русский! — скрипуче разнеслось над площадью. — Замри и помни!
Толпа действительно замерла: дребезжащий, перекрывший шум многотысячной толпы, глас действительно звучал жутко. Возвысилась над толпой, вскочившая непонятно на что, темная фигура: квадратная
— Прорицаю! Пожжет Москву Степка Разин! Дотла пожжет! Попомните ещо лихого Степана в дни буйны, октябрьски!
Стремительно рос, увеличивался костлявый кулак с обращенным в небеса острым перстом — уже казался кулачище размером с немалую тыкву. Скалилось старческое лицо горбуна, жуткое, с волосатыми бородавками на носу, светились белые демонские глаза, качался островерхий длинный колпак…
— Должок! Должок за Москвой! — проскрипел ужасный колдун-пророк, грозя громадным динозаврьим перстом толпе, куполам церквей, стенам Кремля за рекой. — Взойдет к вам ад адский, ох, густо, густо понаедет адище в град сей!
Вздохнула обмершая толпа, рванулись к безумному прорицателю стрельцы, да тот уже сгинул в толпе — там забурлило, падая и толкаясь…
Игорь понимал, что старец-прорицатель абсолютно ненастоящий. И грозный палец, и слова, да и сам облик колдуна был слеплен из вполне узнаваемых прототипов. Разве что зловещая «птице-воронность» данного облика была внезапна и загадочна. Но голос… Что это за микрофон такой, мля, его, насквозь леденящий?!
Оценить талантливое выступление керст не успел — на площади завизжали:
— Горим! Спасайся!
Действительно, казалось, вспыхнул мост — сразу и обширно. Химический черный дым мгновенно слился в широкую плотную стену, разом взлетевшую в ошеломленное летнее небо. Очаг (или очаги) возгорания располагались достаточно далеко от толпы — дымная завеса перегораживала середину низкого наплавного моста. Тем страшнее оказалось грянувшее знамение… Накатили на толпу мрачные музыкальные аккорды и прямо по стене дыма проехал жуткий всадник. Огромный, черный и безголовый…
Игорь знал, из какого фильма выдран пятитисекундный ролик. Собственно, и звуковая дорожка была позаимствована оттуда же. Но срежессированно было с большим чувством: всадник без головы на усталой лошади, бредущей краем скалистого утеса, и адский дым вокруг…
Краткая кино-иллюзия угасла, не добравшись до края моста, тут же оборвалась музыка. Но и этого хватило. Толпа взяла техническую паузу, набирая в легкие воздуха, и неистово заорала.
— Сгинем!
— Спасайсь!
— Горим!
И в толпе, и вокруг эшафота действительно поднимались новые столбы густого дыма. Игорь не был специалистом в пиротехнике, но судя по всему, гости приволокли весьма неслабые дымовые шашки.
Толпа пыталась бежать сразу во все стороны. Тяжелый дым накрывал зевак, черно-бурые клубы быстро расползались вширь, норовя удушить и запугать народ всмерть.
Игорь и еще несколько человек, оказавшиеся под стеной палат, вне этого черно-бурого облака, замерли. Из оседающей стены дыма над мостом, по которому только что проехался безголовый демон, выскользнула светлая тень. Дирижабль, похожий на легкий невесомый челн, быстро скользил над маревом. Воистину, гость совсем иного мира…