Райский уголок
Шрифт:
Вернулась Хилари; подхватив мисс Грейнджер за подбородок, мягко водворила челюсть обратно и накрыла ей лицо простыней.
– Она умерла? – прошептала я.
– Нет, просто не могу больше на нее смотреть, – буркнула сестра Хилари, потом усмехнулась и повернулась ко мне: – Шучу, да, она на небесах, Лиззи.
Хилари щелкнула тумблером механического матраса на «выкл», и мерный шум стих, а две соседки воскликнули «Ну что, она умерла?» и «Слава богу!» и т. п.
Я не сдержалась и разок всхлипнула – ну ладно, два раза. Мне было ужасно горько. Я вообще питаю слабость к горестям. Даже если смерть милосердна. У меня все еще были
– Ступай выпей чаю и курни, – посоветовала сестра Хилари.
Матрона только что буквально влетела в кухню, еще платок не сняла. Они с мистером Гринбергом чудесно провели время на фабрике, и она превозносила преимущества хлопьев на завтрак перед хлебом с джемом и пела гимны сельским пейзажам. Я не хотела сразу портить ей настроение печальными новостями, но сестра Хилари вошла следом за мной, как раз когда Матрона рассказывала всему персоналу о плавных волнах Нортамптонширских холмов.
Увидев, как Матрона улыбается, держа в руках подарочную коробочку «Витабикс» и жестянку с леденцами, Хилари уперла руки в боки.
– Ты, похоже, прекрасно провела день, Матрона, как я рада.
– Да, спасибо… – начала было Матрона.
– Ну а у нас тут новость, Грейнджер померла, – рявкнула Хилари. – Померла со всеми своими зубами и без родни.
– Еще восемьдесят фунтов в неделю долой, – вздохнула сестра Эйлин. – Я думала, она еще годик продержится.
Никто не выразил ни грусти, ни сожаления, ни хотя бы чего-то духовного. Никто из них не представлял, что на ее месте могла быть их бабушка, мать, сестра или даже они сами. Никому как будто не было дела, что эта женщина – которая некогда была чьей-то малышкой, которая видела, как капитан Скотт отправился покорять Антарктиду, чьим любимым цветом был ярко-синий и чья ночная рубашка однажды зимней ночью загорелась от свечи, когда еще пользовались свечами, – умерла. Никто не горевал, не плакал и даже не радовался. И последнее слово, которое она услышала в жизни, – Лондон.
Хилари с Салли-Энн ушли делать то, что положено делать с покойниками.
– Кстати, Бриксем обгадилась, – бросила Хилари через плечо. – Лиззи, ты бы пошла навела порядок.
Я направилась следом за ними в палату номер 2. Кровать мисс Грейнджер отгородили ширмой, за которой Хилари и Салли-Энн чем-то брякали.
Я застелила впитывающей пеленкой сиденье кресла-каталки, помогла мисс Бриксем встать с кровати.
– Куда вы меня везете?
– В ванную. У вас произошла маленькая неприятность.
Матрона вошла в ванную комнату и тихо проговорила:
– Дурное предзнаменование. Мистер Гринберг точно скоро помрет у меня на руках. Держу пари, он следующий, мне нужно срочно выбираться отсюда, пока это заведение не закрылось.
– Нет, не умрет, – сказала я, только чтобы она заткнулась.
– Ставлю фунт, что он следующий. – Она мрачно складывала свой платок, еще и еще раз, пока тот не превратился в крошечный квадратик.
– Да не помрет он, – прошипела я.
– А, все равно что-нибудь случится.
– Да что может случиться?
– Он или помрет, или, того хуже, поправится и уедет. Плачу фунт, если нет.
– Идет, – согласилась я.
– А ты заплатишь мне, если он помрет.
Помыв, присыпав тальком и переодев
7
Конкуренция
«Райский уголок», несмотря на все свои недостатки, стал уже мне родным местом: суета, перебранки, перекуры, болтовня за обедом, смех, никто не пересчитывает съеденное печенье, не талдычит, что из-за курения я перестану расти или что отравляю воздух. Здесь обсуждали щипцы для завивки, косметику и банные процедуры, и вдобавок мне платили.
Мне нравилась атмосфера этого места, большие окна и солнечный свет, высокие потолки, простор, запах сдобных булочек и талька, звяканье застежек на сандалиях подвыпившего Хозяина, слоняющегося вокруг, бесконечные улыбки, демонстрирующие идеальные вставные зубы пожилых дам, их рассеянная утонченность, постоянное бормотание, их радость при виде меня и их байки. И даже такая простая вещь, как возможность напевать «Сыграй мне этот клёвый фанк» [14] , пока протираешь пыль, рождала в душе счастье.
14
Песня группы Wild Cherry, один из главных хитов 1976 года.
Мне нравилась здешняя вечная болтовня. Эйлин рассказывала, каким образом ублажает своего парня в кино, так что соседи ничего не подозревают. Без грубостей и вульгарностей и не ради эпатажа, а как будто у нас тут шутливый заговор против мужчин и их стремления получить удовлетворение в кинотеатре. Она рассказала про одного своего парня, который вдруг начал сам удовлетворять себя прямо во время фильма «Челюсти» в «Одеоне», в Лонгстоне. Эйлин была настолько потрясена, что ушла, не дожидаясь окончания (фильма).
Мне ужасно нравилось слушать такие вещи (про удовлетворение мужчин и т. п.), но только в компании и чтобы рассказчик не смотрел на меня. Слушала я внимательно, но опустив глаза, и все стряхивала и стряхивала пепел с сигареты, вращая ее по краю пепельницы. До сих пор полная пепельница напоминает мне, как сестре Эйлин кончали в ладошку на «Звездных войнах».
Между тем дела в школе лучше не становились. Когда я в очередной раз появилась на занятиях, меня вызвала мисс Питт. Настроена она была враждебно.
– Как поживаешь, Лиззи?
– Хорошо.
– Твой наставник сообщил, что ты часто отсутствуешь, – сказала она. – Не стану ходить вокруг да около, Лиззи, я действительно, как предупреждала, намерена исключить тебя из группы продолжающих обучение в осеннем семестре, если ситуация с твоей посещаемостью не улучшится, причем радикально и немедленно.
Она говорила почти лозунгами, учителя так частенько делают. Это нисколько не напоминает беседу.
Я готова была получить нагоняй, но не ожидала такой откровенной угрозы. И сразу заявила, что исправилась, начинаю с чистой страницы, именно в отношении посещаемости. И я правда имела это в виду.