Райское место
Шрифт:
Мальчишка покраснел. Привычно опустил голову; завиток волос над выступающим позвонком колыхнулся.
– Отвечай, не стесняйся. И не тяни, у меня еще несколько вопросов есть.
– Я понимаю.
Но отвечать он не спешил. Разглядывал траву под ногами. Может, придумывал ей еще какое-нибудь поэтическое название. Или искал способ увильнуть от ответа.
– Тик-так, – напомнил я.
– Расплачиваюсь.
– За что?!
– Сами понимаете. Если бы не вы, я бы над камнями с утра до вечера гнулся. А знаете, как потом все тело ноет… И когда Дилан меня трепал, вы заступиться хотели, я видел. Вообще, вы по-человечески смотрите. Иногда заедут
– А ему ты почему не посоветовал не пить?
– Десять раз просил, – Делберт рискнул поднять глаза. Наверное, я и в этот раз смотрел по-человечески, потому что он заметно расслабился. – Но мистер Риденс только посмеялся.
– Вчера ты на него не рассердился?
– Нет, конечно. Это же не он меня дразнил, а самогон.
И тут же парнишка прикусил губу, а глаза заметались. Видно, говорить о самогоне вслух в Моухее запрещалось. Зато пить его можно было хоть ведрами.
– Секрета ты не выдал, – сказал я. – Я еще вчера понял, что по бутылкам в баре у О'Доннела какая-то суррогатная дрянь разлита. Сам Ларри ее не пьет?
– Никогда. – Делберт улыбнулся. – Он себе бренди из Гэлтауна привозит.
– А потом в бутылки из-под бренди наливают самогон.
– Нет. Только в те, где раньше «Четыре розы» было. Не спрашивайте, почему, я не знаю. Традиция, что ли.
– Миссис Гарделл стащила у нас бутылку из-под «Уайлд теркл».
– Из нее пить не будут. Просто надо, чтобы разные бутылки стояли в баре, – пояснил Делберт. – А то чужак вроде вас сунет нос и удивится.
– И много чужаков тут бывает? – усмехнулся я.
– Не очень. Но появляются регулярно. Правда, уехать все спешат. И вы уезжайте, а? – завел он старую пластинку. – С мистером Риденсом все в порядке будет, честно. Он чуть позже вернется, а вы можете прямо сегодня…
– Без Джейка я не уеду, – перебил я. – Не оставлю его среди людей, от которых дрожь пробирает. Чтоб У ребенка на платье кости болтались!
– Они ненастоящие, – выпалил Делберт. – Игрушки. Извините, что я сразу не сказал. Хотелось вас испугать. В шутку.
Наконец-то в моухейской логике появился пробой. Все его поведение до этой минуты не увязывалось с желанием жестоко шутить.
– Я не подумал, извините, – повторил парнишка. – Просто Торин… немного «того».
– А мисс Уибли на полную катушку «того», – продолжил я. – И все остальные «того» в разной степени?
– Нет, – но по его губам скользнула улыбка. – Вы просто не привыкли к деревенским. И не привыкнете, так что уезжайте побыстрее.
– Можно подумать, меня здесь съесть собираются.
– Не надо об этом думать. – Делберт оглянулся, будто за нами в самом деле могла гнаться стая голодных волков. – Лучше расскажите мне про Лос-Анджелес. Пожалуйста. А то мистер Риденс брался несколько раз рассказывать, но его через пять минут уносило на какие-то планеты, и начинались уже выдумки. То есть писательская работа.
Насмешка чирикнула в его голосе воробьем, почувствовавшим весну. Я не удержался от улыбки. Просьба прозвучала так подкупающе, что отмахнуться от нее я не смог. И начал претворять в реальность самый страшный сон Паулы Энсон: морочить голову ее сыну байками об очень большом городе.
Если
Забыть, пока речь не зашла об университете. Делберта тема высшего образования заинтересовала сильнее, чем океанские тайны, представленные в Аквариуме, но в каждом его вопросе прорывалось такое вопиющее невежество, словно он вообще не имел понятия об учебе. В четырнадцать лет таращить глаза при слове «тест» и уточнять, что значит «письменный доклад» – такого, наверное, и во вспомогательной школе не встретишь. Когда парень растерянно моргнул, услышав «семестр», я не выдержал:
– А сколько семестров в твоей школе?
– Не помню.
– Как это?
– Я… – Делберт сглотнул и ссутулился, отодвигаясь от меня, будто ждал удара. – Я многое забываю.
– По каким предметам ты писал контрольные в прошлом году?
– Не помню.
– Какие вообще предметы ты изучаешь в школе?
– Ну… всякие. Разные.
Он покраснел, но не смог назвать самые простые из учебных дисциплин. В старшей школе настолько отсталому парню делать нечего. Может, он и начальную не закончил?
– Сколько будет семью восемь? – выпалил я.
Делберт уткнулся лицом в поднятые колени и обхватил их руками, но уши прикрыть не додумался, а они горели, как после хорошей трепки.
– Трижды четыре? – не отставал я. – Дважды два? Сколько это будет?
Его молчание говорило само за себя. Значит, вот почему для родителей и соседей он – выродок. Парня, не способного запомнить таблицу умножения и количество учебных семестров в году, конечно, гордостью семьи не назовешь. И никто не может дать гарантии, что завтра такой подросток не забудет, как пользоваться газовым баллоном или закручивать кран в ванной. А то, что он выдумывает названия полевым цветам, ничего не меняет. Вряд ли он способен повторить свои выдумки через пять минут после того, как произнес их.
Но вся моя логика
моухейская логика, дружок, моухейская
рассыпалась мелким песком, стоило вспомнить его глаза. У слабоумных таких глаз не бывает.
– Посмотри на меня, Делберт, – попросил я. Он покачал головой, не поднимая лица.
– Как зовут твоих учителей?.. Сколько этажей в твоей школе?
– Два, – еле слышно выдохнул он.
Хоть это помнит! Потому что это проще элементарных примеров на умножение.
Или потому, что, чтобы узнать количество этажей в школьном здании, не обязательно входить внутрь.