Раз Кощей, два Кощей
Шрифт:
– Иван Павлович, какая встреча, никак не ожидал вас здесь увидеть. Смотрю, вы и здесь имеете известность.
Пришлось повернуться к подошедшему к нам участковому приставу, господину Шабалкину. Участковый пристав радушно мне улыбался, вот только смотрел он не на меня, а на Ферапонта.
– Иван Порфирьевич, рад встречи с вами. Не менее удивлен вашему присутствию на этом собрании. Как здоровье вашей супруги, Александры Саввишны? Вы здесь как, по делам службы или просто заглянули проведать знакомых?
Я тоже широко улыбался, но при этом самым внимательным образом рассматривал стоящего
– А не представите ли мне вашего спутника?
– А не представите ли мне вашего спутника?
Мы с Шабалкиным одновременно задали один и тот же вопрос и, наконец, посмотрели друг на друга.
– Господин Ферро Понт. Греческоподданый гражданин, негоциант и путешественник.
– Господин Альфонсо Шарапт. Знаменитый мистик и экстрасенс.
– А, скажите, Иван Павлович, этот греческоподобный господин и путешественник, они хоть по русски то говорят?
– Они не только говорят, но и выражаются, – ответил недовольный Ферапонт, – но говорят то, что интересует их, а не кого-то другого и отвечают они строго в соответствии с законами дведевятого царства, в котором мы сейчас все и находимся.
– Так ведь дведевятое царство, господин Ферра Понт, это ж не Дон, откуда, говорят, выдачи нет. Вот уважаемый господин Альфонсо утверждает, что это так называемое дведевятое царство является как бы карманом нашего мира. А он человек ученый, с опытом, и я ему верю. Вход в этот карман находится на территории вверенного мне участка, а значит и карманное царство тоже формально входит в мой участок. Следовательно, я и здесь имею право исполнять свои служебные обязанности, не так ли, уважаемый Альфонсо?
– Да, и это есть правильно. Никто не может уклоняться от ответственности, где бы он не находился.
Колдун Шарапут с важностью покивал головой и ухмыльнулся Ферапонту своей мерзкой улыбочкой. На меня он не соизволил обратить свое внимание. И напрасно. Я же, не стал дожидаться, пока Ферапонт разнесет в пух и прах это сомнительное утверждение господина Шабалкина о его правах и обязанностях, а просто воспользовался столь удачно сложившейся ситуацией.
– Как это правильно вы, господин Альфонсо, сказали про ответственность. Очень учено и верно. Именно, что должен быть ответственен, где бы ты не находился. Рад за вас, что вы так искренне осознаете свою ответственность за содеянное. И, стало быть, в соответствии со сказанным вами, искренне готовы искупить зло, вами совершенное.
Шарапут развернулся ко мне, снисходительно оглядел и презрительно скривил свои тонкие губы.
– Какое зло? Кем совершенное? Что ты тут мелешь?
После того, как он ко мне повернулся, сложилась просто идеальная позиция, вот не хочешь,
– Так тобой же совершенное, тобой. Это же ты сегодня утром уничтожил мое ценное недвижимое имущество, разрушил построенную мной баню на реке Тараканихе. И ты же утверждаешь, что безответственно уклоняться от ответственности. Что же, джентльмен, если он джентльмен, всегда держит слово. С тебя за произведенные тобой безобразия пятьсот рублей серебром. Свидетель разрушения бани – присутствующий здесь господин Ферро Понт.
– Подтверждаю, разрушил,– тут же среагировал Ферапонт и вернул колдуну Шарапуту его усмешку.
– А подтвердить, что предъявленная оценка стоимости строения вообще минимальна, может присутствующий здесь участковый пристав господин Шабалкин Иван Порфирьевич. Он, кстати обязан подтвердить законность моего требования, если он, по его словам, исполняет здесь свои служебные обязанности.
Иван Порфирьевич растерянно поглядел на меня, на Шарапута и, помедлив, кивнул.
– Пятьсот рублей, это та цена, которую давал за это строение купец Штрюхель, но присутствующий здесь Иван Павлович, по местному названный товарищем Иваном, за эту цену данное строение не продал. Правда, с инцидентами, как я знаю, но жалобу купец Штрюхель официально не подавал.
Пока мы спокойно и деловито обсуждали этот, в общем-то, простой и житейский вопрос, Шарапут медленно менялся в лице, улыбчивость его полностью пропала и осталась только злоба, ну, еще и цвет лица поменялся, оно стало каким-то нездорово багровым, а человеческая речь превратилась в какое-то змеиное шипение.
– Это вы кому чего тут смеете предъявлять? Мне? Альфонсо Шарапту? Никаких денег вы не получите, а вот неприятности я вам обеспечить могу. Я же вас всех в порошок сотру и по ветру развею вместе с вашими гнилыми предъявами!
– Вот как, так ты Шарапут вовсе и не джентльмен. Слово не держишь, хамишь, вообще-то за базар надо отвечать.
И я сделал легкий шажок к Шарапуту. Но тут между мной и Шарапутом возникло неожиданное препятствие.
– Никакого членовредительства, разборки с применением силы запрещены!
– Да нет никакого членовредительства, – с досадой пояснил я препятствию в виде молоденькой рыжеватой девчушки, – я ж его еще не пнул, вот если бы пнул, тогда да, тогда было бы совершенно полное членовредительство.
И опять у Шарапута изменилось лицо. Оно даже стало больше походить на человеческое, только на очень бледное человеческое лицо. И взирая на такие скорые его изменения я даже предположил, что мое вмешательство может особо и не понадобится, потому как при таких цветовых переходах, непривычного человека того и гляди Кондратий может хватить.
Но Шарапут был либо привычен к смене окраски либо был не совсем человеком, а каким-то хамелионистым человекоподобным. Он как-то быстро порозовел, и крабьим способом, бочком, юркнул за Ивана Порфирьевича, где начал что-то шептать и быстро переплетать пальцы. Окруживший нас любопытствующий народ разом шарахнулся от нас в разные стороны, а рыжая девчонка развернулась к Шарапуту и нацелила на него свой тонкий указательный пальчик, украшенный тоненьким перстеньком с оранжевым камешком.