Раз в год в Скиролавках

Ненацкий Збигнев

— Ударьтесь об это дерево головой. Даже несколько раз, — посоветовал ему Турлей. — Жаль ботинок. А этого дуба и так нет, как я вам и говорил.

— Нет? — изумился стажер.

Турлей пожал плечами и сказал с превосходством:

— Недостаточно, коллега, закончить лесную школу, чтобы стать лесничим. что-то мне подсказывает, что до смерти вы останетесь стажером. Обжиманки с Луизой у вас в голове, но жизнь, коллега, это не литература. Луиза закроет перед вами двери своей комнаты, а вы будете видеть то, чего нет.

— Дуб есть, — упирался пан Анджей.

— Еще разговорю вам, что этого дерева нет. И этому вам еще предстоит научиться, коллега, что правда — это не то, что вы видите, а правда — это то, что вам говорит начальник.

— Так этого дерева вообще нет? — изумился

стажер. И погладил шершавую кору, чтобы убедиться, что глаза его не обманывают.

— Я ведь уже один раз сказал: нет. Это значит, что этого дуба нет в наших лесных реестрах. А если чего-то не существует в реестрах, то этого нет и в лесу. Хоть бы вы на голову встали, хоть бы вы дерево посадили, такое же большое, как этот дуб, но вы должны соглашаться с реестром.

— Что мне эти реестры. Я вижу дуб перед собой, я его пинаю ногой, трогаю. Он есть — и точка.

— Нет.

— Есть!

— Докажите мне это, — предложил Турлей. — Недостаточно увидеть, головой удариться. Пожалуйста, вы можете биться в это дерево головой, но дров вы из этого дерева не напилите.

— Давайте возьмем завтра кого?нибудь из лесорубов, Яроша или Зентека. Велим спилить дуб бензопилой, а потом поколоть на дрова.

— А кто заплатит за работу? — издевательски спросил Турлей. — Бухгалтерша в главном лесничестве не подпишет наряд. Потому что нельзя заплатить за работу, которая не была выполнена. Или заплатить два раза за одну и ту же работу. Нет этого дуба в реестрах, я уже это вам говорил. Этот дуб был спилен еще при моем предшественнике, лесничем Стемплевиче. Людям было заплачено за то, что они его спилили и порубили на дрова. Дрова вывезли, и они уже с дымом вылетели в трубу.

— Но этот дуб здесь! Он стоит. Растет. Посреди поляны, — повторял стажер. Я напишу об этом рапорт старшему лесничему Кочубе.

— Рапорт должен пойти по инстанциям в установленном порядке, — напомнил ему Турлей. — А я его выброшу в корзину. Впрочем, если бы старший лесничий Кочуба получил его, то сделал бы то же самое. В корзину! В мусор!

— Этого дерева в самом деле здесь нет? — пытался увериться стажер, садясь обратно на сломанный ствол.

— Нет. И если вы когда-нибудь станете лесничим, молодой человек, то прежде всего вы должны установить, что в вашем лесничестве есть на самом деле, а чего на самом деле нет. Надо научиться смотреть так, чтобы видеть то, что следует. А чего не следует, видеть не нужно. Не такие, как вы, хотели этот дуб спилить и на дрова его пустить. И ничего из этого не вышло. Знаете ли вы, что старший лесничий Кочуба когда-то так рассердился из-за этого дуба, что приехал сюда лично с бензопилой в руке и хотел дуб спилить. Но тогда один из лесорубов сделал ему замечание, что хоть он и старший лесничий, но у него нет права на работу с бензопилой, его не учили этому, и соответствующей бумажки у него нет. А когда его единственная дочка заболела и выздоровела, то он об этом дереве совершенно забыл, и вы ему не напоминайте, если вы и дальше хотите у нас спокойно проходить стажировку. Что касается меня, то мне от этого дуба ни жарко, ни холодно, потому что его нет в реестрах.

Снова Турлею показалось, что под молодой елью он видит удивительную птицу. Он, однако, не был в этом вполне уверен и поэтому спросил стажера:

— Вы видите там, под елкой, нашего Клобука?

— Где? Там? Под елкой? Ничего не вижу, — заявил стажер.

— Ну надо же. Вы видите то, чего нет, а то, что есть, вы не видите. Не выйдет из вас лесничего.

— Не дам внушить себе не правды, как болезни, — сказал стажер.

— О болезни лучше не вспоминать, — засмеялся Турлей. — Дуб — это собственность доктора. Если вы заболеете, к кому вы пойдете за лекарством и здоровьем?

— Фью?фью?фью! — как иволга засвистал стажер. — Теперь мне все ясно. Вы доктора боитесь, вот и все.

— Не в том дело, что кто-то кого-то боится, — любезно сказал Турлей. — Но каждое лесничество, коллега, имеет свои тайны. Лесничество принимаешь вместе с его тайнами. К нашим тайнам относится это дерево на поляне. Стемплевич был пьяницей, и когда тут были вырубки, должны были срубить и этот дуб, потому что он

казался совсем засохшим. Прикинули, что из него получится примерно сорок метров дров. Эти дрова купил наш доктор, дерево спилили, покололи на дрова, рабочие получили деньги. Но так вышло, что дуб остался и возле него посадили молодняк. Потом Стемплевича перевели в другое лесничество, сюда.пришел я, а тогда уже вокруг дуба рос трехлетний молодняк. Я думал, каким образом избавиться от этого дерева, думал об этом и старший лесничий Кочуба, но ничего из этого не получилось. Бухгалтерша сказала мне, что два раза за одну и ту же работу не заплатит, потому что дуба нет в реестрах, и даже стоит там черным по белому, что дуб был спилен, порублен на дрова и вывезен. У старшего лесничего тогда дочка заболела, и он тут же об этом дубе забыл.

— Понимаю, — обрадовался пан Анджей. — Сразу надо было так мне и сказать, пане лесничий. Теперь и я вижу, что здесь нет никакого дуба. И ни жарко мне от этого дуба, ни холодно, он может тут стоять до конца света, раз его нет в лесных реестрах. Ведь реестры важнее всего, правда?

— Ну да, — согласился с ним Турлей.

Смотрел стажер на могучую колонну дерева и повторял про себя с огромным удовольствием, как человек, который вдруг узнал большую тайну:

— Конечно же, его нет. Уже давно его срубили, покололи на дрова и вывезли. Нет дуба — и все. А кто его видит, тот дурак и до смерти останется стажером.

— Правильно, — согласился с ним Турлей. — Ни один здешний лесной рабочий, даже если бы вы ему заплатили из собственного кармана, это дерево не спилит и на дрова не поколет. Потому что вдруг придется ему пойти к доктору за больничным? А впрочем, если бы сейчас свалить это здоровенное дерево в молодняк, сколько бы молодых деревьев было поломано? Никто вас за это не похвалит. Мы бы создали излишки, а это так же плохо, как недостача. Началось бы расследование, откуда у нас так много дров. — Ну да, ну да, — горячо поддакивал стажер.

Потом оба встали с поваленного ствола и пошли дальше через лес. Напоследок стажер еще раз дотронулся до шершавой коры старого дуба, с удовольствием убеждаясь в том, что понемногу, день ото дня, он все глубже вникает в тайны своей будущей профессии. А когда они были уже далеко от полянки, пан Анджей был вполне уверен, что не видел большого дерева на поляне, потому что не могло существовать что-то, чего не было в реестрах, которые делаются с большой точностью и утверждаются на высоком уровне. — Клобука я тоже видел, — дружелюбно сказал он Турлею. — Ну, вот, — покивал головой Турлей. — А я уже думал, что мне это только показалось.

Когда они ушли, бессмертный Клобук вышел из-под зеленых лап молодой ели, вскочил на лежащий ствол и, хлопая крыльями, издал пронзительный крик, похожий на петушиное пение. Он тоже был кем-то, кого не было, существом, не внесенным ни в какие реестры и списки, одной из больших лесных загадок. Даже Клобук не знал всех тайн леса и мог самое большее показать место, где века назад полег в битве отряд воинов, души которых забрали дикие женщины на конях. Неподалеку легли Панове, закованные в железо, — их похоронили в подвалах костела в Трумейках, а здесь удобрили землю только тела их прислужников и помощников. В глубине леса зеленый мох покрыл надпись на большом камне, сделанную в память о минуте, когда император и король убил огромного оленя, а возле, уже позднее, положили камень поменьше: «Здесь аптекарь из Барт, Вильгельм Вишневски, убил большого зубра». Сколько военнопленных умерло на строительстве бункеров в лесу над речкой Дейвой? Сколько полегло солдат в деревне Коринфки? Сколько смелых пловцов утонуло на озере Бауды, а сколько старых орудий поглотили трясины? Триста пятьдесят лет старому дубу на поляне, надменному молчуну, который не хочет рассказать Клобуку, кто и когда спрятал в его дупло пистолет, завернутый в промасленную тряпицу. Память Клобука — как глубокое озеро, куда безвозвратно падают и исчезают камешки человеческих поступков. Будущее же видится мглой, покрывающей трясины. Страх смотреть на эту мглу, потому что в ней вырисовывается силуэт зла, которое избрал себе человек. Разве не пожалел однажды даже Владыка мира о том, что создал человека?