Разберёмся по-семейному
Шрифт:
— Ну а зачем деньги, когда натурой брать можно, — многозначительно подхватил Сияпин.
Коржанов в этот момент прикуривал и едва успел расслышать сдавленное: «Твою мать…» — затем ему пришлось приложить титанические усилия, чтобы разжать могучую лапищу Барского, вцепившуюся в тощую глотку Сияпина.
— Я уверен, что Федя не имел ввиду ничего предосудительного, — примиряюще сказал он, обдав своего компаньона взглядом, полным ледяного презрения.
— Но-но, петухи, ишь, расфуфырились! — прикрикнула на них
— У нас полный порядок, теть Мань! — просипел Федя и опять закашлялся.
— Ты же понимаешь, получаешь ты с этого подвала дивиденды или нет никого не фачит, когда дело доходит до принципов, — негромко продолжал бубнить Коржанов. — Это такой мощный козырь для твоих кремлевских сослуживцев, что они не преминут тебя подсидеть. И твой «шеф» вынужден будет тебя убрать, пока про тебя не появилась заметочка в «Сексомольце». Так что, видишь, тебе просто необходимо помогать нам, чтобы хоть как-то реабилитировать себя…
— Узнаю родное ведомство! — восхитился Валерий. — Полный арсенал: шантаж, угрозы, запугивание, не хватает только снимочков с голой шалавой.
— А ты как думал? — окрысился Сияпин. — Думал, что из ГБ можно уволиться, как с маргаринового завода? Или решил, что раз ты теперь крутишься при правительстве, то уже можешь игнорировать наше влияние?
— Ша! — сказал Барский, стукнув ладонью по столу. — Если это официальная вербовка, то я хочу слушать не шестёрок, а шефа. Если же вы просто щупаете меня на бздливость, то учтите, вы оба завоняете раньше, чем я. И посмотрим, кто кому лучше сможет испортить жизнь.
— Прежде чем вы снова вцепитесь друг другу в глотки, — примирительным тоном начал Коржанов, — я хочу, чтобы ты, Валера, ответил на пару вопросов.
— Я не буду отвечать ни на какие… — начал было Барский, но Коржанов оборвал его неожиданно резко:
— Будешь, ещё как будешь. И сказать тебе, почему? Не потому что ты перессал наших намеков, а потому что тебе позарез хочется знать, зачем тебя вызвала твоя подружка. А она сама ни черта не знает, только боится. Вся информация у нас, потому что мы занимаемся этим делом. Так что тебе придется ответить на наши вопросы, чтобы получить ответ на свои. Лады?
Барский пожал плечами и со вздохом признал свое поражение словами:
— Вот речь не мальчика, но мужа.
— Итак, Марина Козинская, тридцати трех лет…
— А я был уверен, что ей еще нет двадцати семи…
— … после четвертого развода решила не узаконивать своих взаимоотношений с мужчинами. По образованию актриса, Щукинское, выступала в музкомедии, танцевала в варьете. В молодости имела приводы в милицию за проституцию…
— Это я ей давно простил, — быстро вставил Барский.
— Наркотиками пробавлялась…
— Если она и пробовала раньше, то давно бросила, — резко сказал Барский. — И не черта шить девке дело на пустом месте. Что у родного
— Она живет в Крылатском. И по чистой случайности ты последние полгода указываешь этот же адрес и телефон, как свои. Два дня назад Марина звонила тебе в Сочи.
— Боюсь, что вы не много узнали, не так ли?
— Подслушивать правительственную линию нам не разрешили, — сказал Коржанов.
Барский важно надул щеки.
— Ну вот, хоть какая-то польза от этой поганой работы. Хоть не каждому топтуну ты по зубам.
— Черт бы тебя побрал! — взорвался Коржанов и, оглянувшись, понизил голос. — Ну, ладно. Твоя подружка нам как-то по фигу. Но у Марины есть сестра. Наташа. Лет на пять-восемь моложе Марины, так что ей сейчас около двадцати пяти. Тоже художница. Была замужем за поэтом, который не вернулся из гастролей по Аргентине…
— Богэма, ёпыть… — угрюмо буркнул Федя.
— Теперь она утешилась с дружком, которого зовут Ефим Абрамович Лифшиц.
— Правильно говорят: в семье не без еврея, — кивнул Барский. — Ну и чем же вам не угодил наш еврей? На вид он скромняга-парень. Хохмач, помешанный на своих машинках. Они с Наташкой вроде бы затевали что-то более-менее серьезное. («Если у этих двоих вообще может быть на уме что-либо серьезное» — добавил он про себя.)
— Его в последний раз видели тринадцать дней назад, когда он высадил Наташу на Ленинском около метро, а сам уехал на выходные предположительно в Питер. Мы не думаем, что ему удалось добраться туда. Мы не смогли найти ни одного человека, который бы видел его самого или машину. Ты помнишь ее, чехардак типа «антилопы-гну» вишневого цвета. Парень помешался на старинных автомобилях.
— Вы теперь работаете в бюро по розыску пропавших?
— Да, когда пропавшим оказывается инженер-электронщик, принимающий участие в закрытом правительственном проекте, — отрезал Сияпин.
Барский застыл на мгновение с открытым ртом, а потом вполне натурально зевнул.
— Интересно. Ну, за внутреннюю безопасность полностью отвечает ФСБ. Не скучайте, мужики. — Он потянулся и встал. — Звоните мне, когда окончательно запутаетесь. У меня есть на примете хорошее частное детективное бюро. Кстати, своим они валютой платят.
— Ты хочешь сказать, что вернулся вовсе не для того, чтобы разыскивать Лифшица? — потребовал ответа Коржанов.
— Точно. Хотя у меня есть кое-какие соображения относительно того, где он может быть.
— Да? — Оба агента быстро поднялись на ноги.
— Он сейчас торчит где-нибудь на проселочной дороге с пустой канистрой. Эти старые модели просто взахлеб жрут бензин, — со смехом сказал Барский, подхватывая свой «дипломат».
— Черт бы тебя… — кулаки Коржанова сжались.
У двери Барский задержался ровно на столько, чтобы успеть посоветовать им: